Эпитафия Красной Шапочке

— Пойми, это важно прежде всего для тебя же самого. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы на тебя вешали то, чего ты не совершал. Однако если ты будешь продолжать в том же духе, это может для тебя плохо кончиться.

— Пошел вон.

— Да возьми ж ты себя в руки, капитан.

Нильсен вдруг резко сел и смерил Кока презрительным взглядом.

— Послушай, хватит. Кончай эту комедию.

— Какого черта, о чем ты? Я пришел тебе помочь.

— Хватит делать вид, будто тебя все это ни в коей мере не касается. Меня подозревают в двух убийствах — и точка, хватит об этом. Я не нуждаюсь ни в няньках, ни в защитниках. Ясно тебе?

Кок хотел было что-то ответить, но капитан продолжал:

— Вообще-то мне совершенно наплевать, понял ты меня или нет. Просто убирайся отсюда, и все тут.

— Да, но…

— Я сказал — убирайся!

Кок беспомощно пожал плечами и поднялся.

— Да, и еще одно, пока ты здесь. Перестаньте впредь натравливать на меня этого своего шпика. Иначе я за себя не отвечаю.

— Шпика? Ты что, имеешь в виду этого пенсионера? Да ты, пожалуй, действительно рехнулся.

— Ничуть. Неужели ты так наивен? Летит нашим самолетом, поселяется в том же отеле, что и мы, ходит везде за нами по пятам. А кроме того, не кажется ли тебе странным, когда человек говорит, что уже давно на пенсии, хотя ему едва ли исполнилось шестьдесят. Хотя, конечно, вполне возможно, что законодательство успело измениться с тех пор, как мы покинули пределы Дании.

Кок снова сел. Он молчал, но по лицу его было видно, что он удивлен.

Нильсен злорадно засмеялся.

— Ты что же, действительно думал, что комиссар позволит нам четверым так просто разгуливать на свободе? Тогда скорее тебе, чем мне, нужна нянька.

Кок ничего не ответил, встал и на этот раз вышел из номера. Миновав коридор, он спустился по лестнице вниз.

Дождь снова усилился и хлестал прямо в лицо. Улицы были почти пусты; все коренные жители острова предпочитали в такую погоду сидеть по домам, лишь изредка можно было увидеть отдельных бегущих под дождем туристов. Наступило время обеденного перерыва; двери всех магазинов были заперты, а окна спрятались за тяжелыми ставнями. Кок, слегка отступив в глубь гостиничного вестибюля, внимательно осмотрел залитую дождевыми потоками улицу и вдруг увидел то, что и ожидал.

Со стороны набережной к гостинице шел Матиессен. Зонта у него не было, но дождь, казалось, ничуть его не беспокоил. Он шагал прямо посредине тротуара, не пытаясь искать прикрытия у стен домов, и удивленно озирался по сторонам, как будто никак не мог понять, почему вокруг так безлюдно. Дождевые струйки стекали по его лысому черепу за шиворот и на плащ. Внезапно он остановился и принялся вглядываться в окно одного из кафе. Лицо его расползлось в улыбке, приветствуя кого-то, он замахал обеими руками и вошел внутрь.

Кок еще какое-то время постоял в дверях, поглядывая на дождь, потом повернулся и пошел по лестнице наверх.

Глава 14

Анна почти не слушала болтовню Кари. Норвежский говор подруги сливался со звуками разноязычной речи, доносившимися от соседних стопинов, и все это казалось Анне каким-то невразумительным и лишенным смысла монотонным бормотанием.

Бесстрастный взгляд Анны скользнул по залу, не задерживаясь ни на чем в отдельности. Видно было, что мысли ее сейчас далеко отсюда — скорее всего заняты какими-то навязчивыми воспоминаниями, чем-то таким, чего ей никак не удавалось выбросить из памяти. Когда это вновь и вновь всплывало в ее мозгу, девушка даже забывала, что ей, чтобы выглядеть привлекательной, следует время от времени улыбаться, и в эти минуты вид у нее становился довольно-таки кислым.

Слегка пригубив вино из своего бокала, Анна снова поставила его на стол и кивнула Кари как бы в подтверждение того, что следит за ее рассказом. Она вспоминала сейчас о том, что когда-то было вполне осязаемой реальностью, о том, что, как ей казалось, будет длиться вечно; но вдруг в один момент каким-то до сих пор непонятным ей образом все это прервалось и теперь стало для нее лишь далеким прошлым.

Взгляд Анны упал на вино в бокале; красновато-бурый цвет напитка подействовал на нее успокаивающе и бодряще; она почувствовала, что наконец в состоянии сосредоточиться на происходящем. Это всегда находило на нее волнами, и каждая волна приносила с собой ощущение безысходного, безнадежного отчаяния. Но сейчас уже все прошло — разом отступило и улеглось само собой. Это была как с болью, которую способны заглушить происходящие вокруг события повседневной жизни.

— Ты же совсем не слушаешь меня, Анна? Ты что, опять не в духе?

Анна резко рассмеялась:

— Что ты, я буквально впитываю каждое твое слово. Кари с недоумением взглянула на нее и на несколько минут умолкла. Потом, кивая в сторону окна, сказала:

— По такой погоде нам следовало бы иметь жабры.