Эпоха пепла 3. И пришел Король

Жнец оглянулся лишь когда уже полностью сформировавшийся из мрака дракон — который как две капли воды походил на Оракула — раскрыл пасть. Первая струя черного огня принял на себя защитный амулет, расколовшийся на части. А вот вторая уже ударила Жнеца в грудь и отбросила далеко в сторону. Надо отдать ему должное. Он не только сумел почти мгновенно подняться на ноги, но и не потерял оружие. Символы на изогнутом лезвии зажглись пуще прежнего и последующий поток огня Жнец разрубил, а следом запустил в дракона несколько зеленых вспышек, что прожгли его чешую. Впрочем, свою задачу фантомное создание выполнило — выиграло для Кенджи несколько драгоценных мгновений. Он не стал терять время даром и, подхватив катану, переместился прямо к Жнецу.

Тот, явно того не ожидавший подобного, замешкался всего на миг — но Кенджи хватило и этого. Он обрушивал на Жнеца удар за ударом, вкладывая в каждый всю свою мощь, все накопившиеся за время гибели Тихого Потока чувства и эмоции. Гнев, ярость, боль от собственного бессилия. Меч Кенджи вел Сато, который когда-то учил едва знакомого паренька, которого спас от гибели, технике Разрезающего Ветра. Атаковал не Кенджи, а его брат Тэмо, что вступил в схватку с Братством Рока и до последнего пытался задержать их, чтобы спасти остальных. Уклонялся от ответных замахов не Кенджи, а его отец, который много лет назад терпеливо учил сына защитной стойке. Да, Жнец был полностью и абсолютно прав — без помощи друзей и близких Кенджи действительно бы уже отправился в могилу. И они продолжали помогать ему даже после смерти, тогда как Ороку Ши уже давным-давно потерял все и всех, оставшись абсолютно один.

Очередной пируэт выбил косу из рук Жнеца. Он попытался было швырнуть Кенджи в лицо сгусток зеленой энергии, однако он просто ушел в сторону и снова поднял катану. Удар, еще удар, взмах, выпад — с каждой новой раной Жнец отступал назад, пока не оказался на самом краю пропасти. Выглядел он жалко: его покачивало, одна рука повисла безвольной плетью, вторая не давала сгнившим потрохам выпасть на пол из рассеченного живота, одежда насквозь пропиталась черной жижей. Похоже, он уже смирился со своей участью и даже не пытался сопротивляться. И не успел Кенджи занести клинок для того, чтобы поставить точку во всей этой истории, как Жнец произнес:

— Ты… Точно такой же, как и я, — говорил он медленно, еле-еле ворочая языком; изо рта его на грудь вытекла черная слизь, но он даже не попытался поднять руку, чтобы вытереть губы. — Мы оба потеряли все. Мы оба сами выбрали свой путь. Мы ступали следом пепла, что размывали кровь и слезы. Пускай даже ты убил меня — но все равно проиграл. Ненависть выжжет в тебе все, оставив только опустевшую оболочку. Помни про то, как закончил я — ведь это же участь ждет и тебя. Ты… Ты…

Огонь в его глазах начал потухать. Вместо же слов изо рта вырывался лишь хрип. Сделав шаг вперед, Кенджи пронзил сердце Жнеа — а потом вытащил меч, опустил его, взял в одну руку и легонько толкнул Жнеца в грудь ладонью. Покачнувшись, он широко развел руки — точно бы надеясь взлететь — и рухнул спиной прямо в пропасть. Кенджи подошел к краю и в последний раз взглянул в перекошенное кривой усмешкой лицо Жнеца — а через миг тело Ороку Ши, последнего потомка своего рода и Дома Шипов поглотила кислота.

Все еще не веря, что все закончилось, Кенджи какое-то время просто стоял и смотрел на гладкую зеленую поверхность, точно подозревая, что Жнец опять провернул какую-то хитрую уловку, но нет — он был полностью и бесповоротно мертв. Вряд ли Осама мог подозревать, что его сын и наследник станет ходячим покойником, готовым пойти на все, чтобы утолить свою месть. Были ли у него основания для ненависти к императорскому роду и всем прочим? Да, разумеется. Оправдывает ли это все те ужасные вещи, что успел совершить Жнец за свою невероятно долгую жизнь? Нет, ведь уподобляясь чудовищу ты становишься точно таким же. Кенджи вдруг подумал, как выглядел в глазах друзей, когда отправился в самоубийственный поход в Хрустальные Пустоши, только для того, чтобы накормить свою ненависть…

Кенджи тряхнул головой, избавляясь от тяжелых мыслей. Ими можно предаться позднее — если они сумеют выбраться живыми и целыми, конечно же — а сейчас необходимо каким-то образом открыть дверь, найти друзей и…

— Неплохо, — размышления Кенджи вдруг прервал чей-то голос. — Поднимайся, я хочу с тобой поговорить.

Кенджи, уже было убравший катану в ножны, поднял оружие и огляделся. В зале он был один, при том голос будто бы шел откуда-то свыше, точно его хозяин сидел на потолке. Кенджи задрал голову и попытался разглядеть что-либо на своде, что пеленою закрывал сумрак, как незнакомец произнес:

— Я не паук, чтобы лазить по стенам, так что ты попусту теряешь время.

— Покажись! — произнес Кенджи, озираясь; не иначе то было какое-то колдовство; ну или же хозяин голоса мог становиться невидимкой. — Я хочу видеть того, с кем разговариваю.