Эпоха пепла

Наконец мужчина не спеша встал, и сердце Джонаса замерло.

– Ваше Высочество. – Голос Мейсона прозвучал ровно, и он едва коснулся губами руки принцессы. Словно и не бушевало внутри нового главы Драконов бурь и смерчей, а кровоточащее от потери сердце давно покрылось засохшими рубцами. – Брат, – добавил он, завидев Джонаса, и младший Дракон, будто услышав немой приказ, занял место между старшим братом и принцессой.

И вновь он оказался между ними. Занавес поднялся, оглушил гром аплодисментов, и нежная музыка поманила за собой высокородных гостей, погружая их в мир искусства. Но Джонас не мог уйти с головой в представление. Он чувствовал, что внимание многих зрителей обращено вовсе не на сцену. Ждут ли они, что его брат позволит себе оскорбить наследницу короны на людях? Ведь, несмотря на улаженный конфликт, мало кто из присутствующих забыл о желании Мейсона занять престол. Или окружающие думают, что ему удастся вывести принцессу из себя, и Айя, потеряв контроль, превратит театр в груду угольков и пепла?

Юноша ерзал на стуле, будто на иголках, и сдавленный вздох сорвался с губ его спутницы. Девичья ладонь аккуратно сжала его пальцы. Драконий сын украдкой бросил взгляд на брата. Вдруг он заметил этот жест поддержки, вдруг осудит за то, что Джонас здесь с его соперницей?

Но Мейсону не было дела ни до брата, ни до принцессы, ни до своей спутницы, прижимающейся к его плечу. Новый драконий глава наблюдал за происходящим на сцене, не отрывая глаз, хоть и пришел в театр отнюдь не по своему желанию.

Есть ли более старое предание, чем история о деве в двух обличьях? Неказистое и вместе с тем пугающе прекрасное сказание о луне, которой дарованы две жизни. При свете дня она, обращенная девой, может ходить по земле, не отличимая от человека; вдыхать жизнь полной грудью, делать что душе угодно. Но только до тех пор, пока солнце на небе. Чем ближе светило к земле, тем сильнее девицу-луну тянет в леса да топи. Да не одну, а под руку с настоящим человеком. Выберет мужчину, хоть старого, хоть молодого, и он, считай, уже отравлен ее чарами. Хоть в чащу пойдет за ней, хоть в трясину. Там, где ступают ее босые ноги, там и несчастный идет. Пригнется красавица под веткой ольхи – и он пройдет там же, склоняясь до самой земли. Идти за ней будет без оглядки, пока солнце не скроется за горизонтом, а там уже спасения и не будет. Луне, чтобы вернуться на небо, нужна жизнь человека. А если останется она на земле, то за собой потянет плащ из мрака. Ведь если нет луны на небе, то кто осветит солнцу путь назад?

Хрупкую девушку на сцене едва можно было различить в скудном синем свете. Топкую тишину зала прорвал резкий порыв ветра, и актриса убрала руки от лица, открывая зрителям ажурную маску в форме полумесяца. Двуликая луна упала на колени у головы плененного ею юноши, и первая, чистая нота сорвалась с ее пухлых губ. Тихая и тонкая, словно журчание ручейка, нота танцевала в воздухе подобно листьям на ветру. После к ней добавилась еще одна, и еще, пока звук не стал богаче и сильнее.

В пении девушки не было слов – одна скорбь, которая становилась глубже, пока ее голос набирал невиданную мощь. Песнь жалости, робкая и тихая, она быстро переросла в проклятие, и зрители, прикованные взглядами к сцене, боялись пошевелиться.

Двуликая луна опустила голову к лицу юноши, и копна темных волос заслонила ее жертву. Песня стихла, и в зале вспыхнул яркий свет. Джонас прикрыл глаза руками, а когда убрал пальцы, увидел, что на сцене уже никого нет. Зал взорвался аплодисментами, кто-то смеялся, восхищенный трюком. Перед зрителями появились другие действующие лица. Бодрая песня дровосеков обозначила начало нового дня.

Джонас повернулся к брату, желая разделить с ним эмоции, но увидел только скуку на лице старшего Дракона. «Куда же пропал полный восхищения взгляд?» Пусть всего на секунду, но брат был поражен так же, как и сам Джонас – ошибки быть не могло.