Эпоха пепла

Айя едва слышно прошептала: «Это она», и драконий сын наконец увидел ту, ради которой он сегодня вынужден был сидеть меж двух огней. Перея играла двуликую луну, и в ярком свете она оказалась не так прекрасна, как в темноте. Возможно, у нее был невероятный голос, но вот лицо заурядное. Слишком открытое, слишком простое – казавшийся бездонным в темноте кувшин на свету превратился в плоскую тарелку.

Слева хмыкнул Мейсон, растягивая улыбку за скрещенными пальцами рук, а его спутница довольно громко заметила:

– Я же говорила, главную роль ей купил отец-торгаш.

Со второго ряда послышалось замечание громкой гостье, но спутница Мейсона была не лыком шита. Очаровательно дернув плечиком, она добавила, не понижая голоса:

– Места на сцене театра продаются точно так же, как и в зале.

– А голос? – кратко заметил драконий глава, и Джонас весь обратился в слух. Зрители со второго ряда тоже притихли, уступая милорду право бороться со своей подругой.

– Не ее, – с уверенностью парировала девушка, но тут же поубавила пыл, заметив взгляд кавалера. Спор утих сам собой, что ничуть не удивило младшего Дракона: сколько он себя помнил, Мейсон одним свои видом подавлял всех, кому выпало несчастье стать причиной его раздражения.

«Всех, кроме Айи», – поправил себя юноша, переводя взгляд на принцессу. Она была недовольна, и Джонас быстро нашел объяснение.

На сцене двуликая луна очаровывала следующего путника. Постановку, похоже, перекроили в угоду зрителю – немая днем луна, дабы не нагонять на гостей скуку, плела вокруг несчастной жертвы тонкую сеть из воды, словно паук паутину.

– Может быть?.. – прошептал Джонас, но Айя остановила его, покачав головой. Вопрос она поняла верно, но и ответ не оставлял сомнений – магия принадлежала Перее. Уж слишком хорошо ее слушались струи воды, танцуя вслед за руками. «Зря пришли», – злилась принцесса. Три имени из семи оказались бесполезны.

– Представление нагнало на вас тоску?

Принцесса не сразу поняла, что Мейсон обращался именно к ней – этот холодный тон мог быть адресован кому угодно. Но драконий глава смотрел на Айю. Нарочито спокойный, он умело скрывал вызов в словах, но принцесса знала, что тени Тенебрис пляшут на его плечах, нашептывая слова на ухо.

В Айе проснулся азарт, и подушечки пальцев стали горячими. Огонь плескался под ее кожей, умоляя дать волю.

– Не так сильно, как вам, милорд. Спутница вас совсем не увлекает? – Притворная забота в голосе дочери короля, впрочем, никого не обманула.

Все, кто сидел достаточно близко, обратились в слух – происходящее между наследниками было куда занятнее выступления на сцене. Пока двуликая луна в сумерках подводила жертву к роще, разговор соперников балансировал у самого края. И все ждали, когда он наконец сорвется в пропасть.

– Не так как вы, принцесса.

«Разумеется, Мейсон имеет в виду бессмысленные споры, но обязательно найдутся те, кто переиначит завтра его слова на иной манер», – с досадой подметила про себя Айя.

– Я счастлива, что смогла развлечь тебя, Мейсон. Мне стоит взять плату за услугу?

– В другой раз, – резко прервал распаляющуюся собеседницу милорд, и Айя недоуменно подняла брови. Как только ему хватает наглости ею командовать?

На сцену тем временем опустилась ночь. Девица-луна, на миг скрывшись за занавесом, вернулась с маской на лице. Река музыки вновь утягивала зрителей в мир печали и скорби. Как быстро она менялась! Блеклая при свете дня, певица буквально отнимала дыхание в ночных декорациях. Сейчас двуликая луна на руках баюкала спящего юношу, будто маленького ребенка, но не спешила лишать его жизни. Ее песнь все купалась в тоске и жалости, а голос раскачивался между тихим и громким, будто на веревочной качели. Она устала убивать путников, но не знала другого выбора – как же еще ей вернуться на небо?

Замкнутый круг жертв, постоянные горести – и вот девушка уже не в состоянии стоять на месте. Будто раненая лань, она металась от одного края сцены к другому, ища спасения. Ее песня сорвалась на крик, перешла в стон, а после и вовсе утихла. Решение пришло само. Сегодня она не станет убийцей.

Удивление пронеслось по рядам зрителей, пока двуликая луна распорола запястья острыми когтями и выпила собственную кровь.

Тем временем помилованный ею путник сбросил оковы сна. Девушка опустилась на колени у самого края сцены. Мейсону было хорошо видно, как тянулись ее слабые окровавленные пальцы к лентам на голове и как соскользнула с головы ажурная маска. Двуликая луна спрятала лицо в ладонях, но ее и так едва получалось различить – один только силуэт среди тумана и слабого света. Песня постепенно замерла на ее губах, а затем вновь ожила, подхваченная хором.

Силой десятка голосов песнь провожала мертвую луну на небо. Спасенный юноша подхватил ее невесомое тело на руки, и маска, соскользнув с тела девушки, упала со сцены прямо под ноги Мейсону. Джонас увидел, как мгновение колебался его брат. А затем поднял ажурное украшение, укладывая его на колени. Спутница Мейсона тут же потянулась к трофею, но милорд не позволил ей притронуться к маске.