Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

У жен же, предпочитавших просто держать опротивевшего мужа на дистанции, имелась масса уловок, позволявших это делать, – капризы, недомогания, требовавшие поездок на свежий воздух в загородное имение, а лучше и вовсе на теплый континент и т. п. Альтернативным вариантом было переиграть неверного мужа на его собственном поле и завести себе любовника.

В то время как двойной стандарт на этот счет бесспорно имел место, и неверность мужа считалась вполне простительной и менее греховной, чем адюльтер жены, в высших слоях общества все-таки стали относиться к женской неверности потерпимее. От женщин, конечно, по-прежнему ждали рождения пары здоровых наследников законным мужьям, но после этого сам факт того, что они эту функцию выполнили, служил своего рода индульгенцией на внебрачные связи (при условии, конечно, соблюдения неписаных правил, главным из которых было держать их в тайне от публики). Некоторые патронессы клубов Альмака служат тому хорошим примером. И леди Эмили Коупер (урожденная Лэм), и леди Сара Джерси изменяли мужьям неоднократно, и обе успели побывать в любовницах у известного неразборчивостью лорда Палмерстона, от которого, по слухам, Эмили родила некоторых своих детей. И долгая связь княгини Ливен с австрийским канцлером Меттернихом была для высшего света секретом полишинеля. Однако же любая респектабельная дама почитала за честь видеть всех этих неверных жен у себя, и даже королева Шарлотта, само благочестие, не моргнув глазом, привечала их при своем дворе, хотя решительно отказывала в этом любой даме, запятнавшей свою репутацию прелюбодеянием, ставшим достоянием гласности и причиной публичного скандала.

Однако любая женщина, идя на адюльтер, рисковала не только репутацией и допуском ко двору. При всей условно-избирательной социальной приемлемости супружеских измен неверная жена подверглась на порядок большей опасности из-за того, что никоим образом не могла предсказать реакцию мужа в том случае, если ее измена всплывет, – не говоря уже о риске незаконной беременности. Некоторые пары, включая тех же лорда и леди Коуперов, годами жили в де факто открытом браке, будучи осведомлены о связях друг друга на стороне и не имея ничего против них; но не все мужья были готовы закрывать глаза на измены жен подобно либеральному лорду Коуперу или ничуть не тяготившемуся общеизвестным статусом рогоносца мистеру Монку. Лорд Кэйр в феврале 1811 года, узнав об измене жены, «в буйном приступе ревности» ясно дал той понять, что больше ничего подобного не потерпит. «Леди Кэйр вот уже пять дней в свет не выпускают, а теперь он и вовсе увозит ее обратно в Ирландию, – сообщала ее подруга леди Бессборо. – Не насильно, но согласилась она нехотя. Борьба была долгой, она выдержала и насмешки, и угрозы, и мольбы, но вот перед столовым сервизом от Ранделла и Бриджа [58]

в подарок не устояла, и тот отправится на родину вместе с ними».

Временное заточение в сельской глуши в обмен на блистательный столовый сервиз от королевских златокузнецов (стартовая цена на аукционе в 1818 году – 30 000 фунтов по тем деньгам) вроде бы не выглядит суровым наказанием, если, конечно, сердце леди Кэйр не было вдребезги разбито в результате пресечения того ее романа на стороне. Кое-кого из изобличенных в адюльтере жен ждала куда более суровая кара – принудительный развод. Именно на такой сценарий нарвалась леди Клонкарри, с позором отосланная в 1806 году домой к отцу, после того как ее муж прознал о ее мимолетной интриге с его старым школьным другом сэром Джоном Пирсом, о которой та уже и сама успела горько пожалеть.

Когда же об этом прискорбном деле раструбила пресса, весь бомонд со смеху покатился. Оказывается, ее светлость со своим любовником попались на том, что напрочь забыли об итальянском мастере фресок на лесах под потолком и у него на глазах удалились в гостиную, заперлись там, а через четверть часа выскользнули оттуда со смущенным румянцем на щеках. Рассказ синьора Габриэлли об этом стал настоящим подарком для карикатуристов. Но при всей неприглядности этой сцены не она сгубила ее репутацию и судьбу окончательно и бесповоротно, а выплывшее на свет чуть позже отягчающее обстоятельство: Джон Пирс соблазнил девятнадцатилетнюю мать двоих детей на спор.