И.В. Сталин нежно относился к матери — Екатерине Георгиевне Джугашвили. Он просил мать жить вместе с ним в Москве, в Кремле. Одно время она недолго жила в Кремле, но решила вернуться в Тбилиси. И.В. Сталин редко писал письма, но всегда нежно обращался: «Мама — моя!», «Маме — моей — привет!» И дело отнюдь не в его занятости партийно-государственной работой. Сталин хорошо говорил, читал по-грузински, а писать по-грузински не было необходимости. Однажды одна из родственниц Надежды Сергеевны спросила Сталина: «Иосиф, вы грузин, вы пишете письмо матери, конечно, по-грузински?» Он ответил ей: «Какой я теперь грузин, когда собственной матери два часа не могу написать письма. Каждое слово должен вспоминать, как пишется».
Подсчитано, что за 16 лет, с 1922 и по 1937, И.В. Сталин написал матери 16 писем. Она их бережно сохранила. О матери Сталин заботился все время. Она находилась в Тбилиси под наблюдением лучших врачей, поскольку с возрастом часто болела. Она сохранила все старые привычки и от предлагаемых ей привилегий отказывалась. «Все теплое, любящее, что он мог знать и помнить с детства, — пишет Светлана Аллилуева об отце — И.В. Сталине, — персонифицировалось для него в его матери, которую он по-своему любил и уважал всю жизнь. Но он был так далек от нее, духовно и физически; он не умел и не знал, как сделать эти чувства реальными для нее, и они попросту не доходили до нее, теряясь в далеких расстояниях».
Детей своих И.В. Сталин воспитал в духе почтения и преклонения перед бабушкой. В июне 1935 он решил послать детей в Тифлис навестить бабушку. В письме от 11 июня И.В. Сталин сообщал матери: «Направляю к тебе своих детей. Приветствуй их и расцелуй. Хорошие ребята, если сумею, и я как-нибудь заеду к тебе повидаться».
Яков, Василий и Светлана навестили бабушку. Грузинский язык знал только Яков. Василий и Светлана — не понимали. Екатерина Георгиевна не владела русским языком. Особого общения не получилось.
Много позже Светлана Аллилуева в «Письмах к другу» писала:
«Я помню, как Яшу, Василия и меня послали в Тбилиси навестить бабушку, она болела тогда… Около недели мы провели в Тбилиси — и полчаса были у бабушки. Она жила в каком-то старом красивом дворце с парком; она занимала темную, низкую комнату с маленькими окнами во двор. В углу стояла железная кровать, ширма, в комнате было полно старух — все в черном, как полагается в Грузии. На кровати сидела старая женщина. Нас подвели к ней, она порывисто всех нас обнимала худыми, узловатыми руками, целовала и говорила что-то по-грузински. Понимал один Яша, и он отвечал ей, а мы стояли молча… Все старухи — бабушкины приятельницы, сидевшие в комнате, — целовали нас по очереди и все говорили, что я очень похожа на бабушку. Она угощала нас леденцами, и по лицу ее текли слезы. Мы скоро ушли и больше не ходили во «дворец», и я все удивлялась: почему бабушка так плохо живет? Такую страшную черную железную кровать я видела вообще впервые в жизни.
У бабушки были свои принципы — принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер — все это перешло к отцу».
И еще Светлана Аллилуева отмечает: «Бабушку посещали иностранные корреспонденты. Художник И. Бродский сделал ее прекрасный портрет карандашом. Одна молодая грузинка, театровед, говорила про Екатерину Георгиевну, что, будучи школьницей, «часто забегала к ней просто поболтать. Эта старая женщина умела говорить с любым собеседником. У нее было огромное достоинство и природный ум. С ней было интересно…»
В 1935 И.В. Сталин в последний раз видел свою мать. Это произошло 17 октября. Екатерине Георгиевне было 77 лет. Газета «Правда» опубликовала записанный журналистом Борисом Доро-
феевым рассказ матери Иосифа Виссарионовича Сталина о волнующей встрече.
«Радость? — говорит она. — Какую радость испытала я, вы спрашиваете? Весь мир радуется, глядя на моего сына и нашу страну. Что же должна испытать я — мать?
Мы садимся в просторной светлой комнате, посередине которой — круглый стол, покрытый белой скатертью. Букет цветов. Диван, кровать, стулья, над кроватью — портрет сына. Вот он с Лениным, вот молодой, в кабинете…
— Пришел неожиданно, не предупредив. Открылась дверь — вот эта — и вошел, я вижу — он. Он долго целовал меня, и я тоже. «Как нравится тебе наш новый Тифлис?» — спросила я. Он сказал, что хорошо помнил о прошлом, как жили тогда. Я работала поденно и воспитывала сына. Трудно было. В маленьком темном домике через крышу протекал дождь и было сыро. Питались плохо. Но никогда, никогда я не помню, чтобы сын плохо относился ко мне. Всегда забота и любовь. Примерный сын!»