Эпоха Сталина: события и люди

— Архангельский порт имеет сейчас и будет иметь в ближайшем будущем особо важное значение. Это на западе самый близкий к линии фронта свободный морской порт. Мурманск еще ближе, но он всего в 40 километрах от фронта, и вражеская авиация бомбит город регулярно. Мы заключили соглашение с Рузвельтом и Черчиллем. Через Атлантику идут в Архангельск корабли с грузами. Надо организовать их приемку, быструю разгрузку и немедленную отправку грузов на фронт. Это очень важно…

— Нынешнее руководство, — добавил А.И. Микоян, — к сожалению, не справляется со срочной разгрузкой судов. Первый караван — 6 кораблей союзников — разгружали очень долго. Вы организовывали зимние военные перевозки в Белом море в финскую кампанию. Поэтому вспомнили о вас.

— Надеемся на ваш практический опыт и энергию, — сказал в заключение председатель ГКО.

В первое мгновение это предложение сильно озадачило меня. Я спросил:

— А как же Главсевморпуть? Ведь сейчас у нас самое напряженное время, завершается арктическая навигация.

— Назначая вас уполномоченным Комитета Обороны по перевозкам в Белом море, мы не снимаем с вас ответственности за работу в Арктике, — ответили мне. — Сколько у вас заместителей и членов коллегии?

— Шесть, — ответил я.

— Вот и хорошо. Закрепите за каждым участок работы и строго спрашивайте с них, а сами сегодня же поезжайте в Архангельск. Подчиняться будете товарищу Микояну, а в особых случаях можете обращаться непосредственно ко мне.

— Дано распоряжение выделить вам служебный вагон и прицепить его к вечернему поезду, — добавил Анастас Иванович.

— Есть выехать сегодня вечером в Архангельск, — только и сказал я.

Сталин кивком головы дал понять, что разговор закончен. Тут же в приемной мне вручили мандат, подписанный председателем ГКО.

ПАТОН Евгений Оскарович (1870–1953), советский ученый в области мостостроения и сварки.

Академик Академии наук УССР (1929). Герой Социалистического Труда (1943). Лауреат Сталинской премии 1941.

«Когда началась Отечественная война, — писал Е.О. Патон, — мне 71 год, но война касается непосредственно и меня. Что делать? Где сейчас мое место? Ехал в поезде в Нижний Тагил в командировку.

На крупном железнодорожном узле я опустил два письма. Первое в Киев, где моя семья и институт. Второе — человеку, на которого в тот день с особой надеждой и верой смотрели миллионы моих сограждан. Я писал ему:

«В мои годы я уже вряд ли могу быть полезным на фронте. Но у меня есть знания и опыт, и я прошу Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, используйте меня как специалиста там, где Вы найдете возможным и нужным. Родина в опасности, и я хочу свои последние силы отдать ее защите».

Отправив письмо товарищу Сталину, я почувствовал облегчение. Я словно присоединялся, пусть пока мысленно, к действующей армии.

Я снова развернул тематический план института на 1941 год. Теперь это уже был иной год: год войны. Сколько ей суждено продлиться? Месяцы, годы? Все равно, она должна быть победоносно завершена.

Я читал пункт за пунктом, читал другими, «военными» глазами. Многое из того, что еще сегодня утром казалось самым важным и неотложным, сейчас отодвигалось в сторону, на второй план.

Цельнометаллические вагоны подождут, теперь важнее увеличить, ускорить выпуск вооружения. Исследовательские темы дальнего прицела, которые дадут осязаемые результаты лишь через 2–3 года, — пока тоже в сторону.

На первый план выдвинуты вопросы, решение которых необходимо для войны, для победы».

ПЕРВЕНЦЕВ Аркадий Алексеевич (1905–1981), русский советский писатель. Лауреат Сталинской премии (1948,1949). В годы Отечественной войны военкор «Известий», выступал также в «Красной звезде», «Красном флоте» (политработник ВМФ, капитан 1 — го ранга). В произведениях о Гражданской и Великой Отечественной войнах запечатлел образ И.В. Сталина.

А.А. Первенцев писал:

«Сталин знал, за что его ненавидят. Каждый жест его руки выражал угрозу. Случайно в конвульсии поднятый палец на ложе смерти заставил шарахнуться его сотоварищей по руководству и застыть в минутном испуге. Она, вернее, их нечистая совесть, пригвоздила их на месте, а поднятый палец агонизирующего владыки был хуже, чем ременный бич гуртовщика для коварного стада.

Он завершал долгую жизнь в одиночестве, но это только казалось. Из миллионов глаз катились слезы, ими можно было наполнить реки. Для многих, для большинства он был страшной потерей, закатилось солнце, каждый вдруг понял, что и он смертен, если умирает сам Сталин, богочеловек.

Так слагался мир, созданный его гениальной волей отнюдь не из карточных домиков. Мир был подвластен ему, а он не подвластен себе. И прежде всего из-за запущенной психологии кадров непосредственного окружения…

…Троцкисты сочиняли гнусные версии, они ненавидели Сталина, ибо он прежде всего мешал им, разгадав их сложные политические интриги по захвату власти для господства над Россией. Потомок карталинских повстанцев вступился за оскорбленную Русь и выдвинул себя наряду с Дмитрием Донским, Иваном Калитой, Грозным и Петром…