Эпоха стального креста

– То-то же, пустомели, – обрадовалась она. – Ну а тебя, пан русский, я попросила бы тогда присмотреть за детьми.

– Паном среди нас может быть лишь Вацлав, а у нас, у русских, «господин», «сударь» или в крайнем случае «товарищ», – обиженно поправил Михаил девушку и тут же возмутился. – Я? За детьми? Пускай уж лучше Гюнтер, он хоть и не общительный, зато спокойный...

И он кивнул на подошедшего германца.

– Чего... Гюнтер? О чем спор? – поинтересовался тот. – Разорались, аж в Париже слыхать.

– Тебе полночи придется объяснять, самый длинный в стране еретик, – недовольно пробухтел поменявший обязанности сударь. – А я и без того устал...

– Очень много лет... я хочу сказать тебе одну вещь, – навис над ним великан. – Раньше этого не позволяла... субординация, но теперь, пожалуй... можно. Ты слушаешь?

– Когда ты начинаешь сплетать такие длинные фразы, слушать надо уже из чистого интереса. Конечно, я тебя слушаю. Говори.

– Так вот: закрой рот, балаболка! – размеренно произнес Гюнтер и скрестил руки на груди, следя за реакцией Михаила.

Михаил насупился и отвернулся от довольного взятым за долгие годы реваншем германца.

– И ты, Брут-Гюнтер? – укоризненно пробормотал он. – Осмелел, да? Забыл, когда последний раз мне честь отдавал? Швед, почему ты не взял в напарники Тадеуша, а? С тем хоть поговорить приятно... было... Ладно, черт с вами, нянька так нянька. Подчиняюсь большинству. Это ваше окончательное решение, товарищ главный отступник...

– Прекратите пререкания! – Я все еще продолжал по инерции выступать в роли их командира. Они также по инерции мне подчинялись. – Кэтрин права. Делаем так, как она и предлагает.

Всеобщее молчание выражало согласие с моим мнением. Я же повернулся и обратился к девушке:

– Далеко не отрывайся, слишком сильно не газуй. Если что-то где-то – сразу тормози и докладывай. Понятно?

– Понятно, – усмехнулась она, довольная собственной победой. – Спасибо за совет, папочка. А ты, сеньор Михаил...

– Сударь...

– Да один черт... Не перебуди своей болтовней ребятишек. Поступит на тебя хоть одна жалоба – пойдешь пешком.

– Я же сказал: козлы! – проворчал напоследок Михаил и пошел занимать указанное ему место...

Кэтрин и вправду довольно недурно водила автомобиль: рулем не дергала, невпопад не газовала и аккуратно – как-то по-женски, что ли? – притормаживала перед выбоинами. По ее уверенности в выборе пути на многочисленных развилках можно было судить, что местность она действительно знала лучше разжалованного из штурманов русского.

А тот никак не мог простить мне эту оскорбительную для него рокировку:

– Нет, ты только глянь на нее! Да ежели мы перед каждой кочкой останавливаться будем, Бернард нас пешком догонит! И ты тоже хорош, а еще друг называешься!

Кроме патологического засыпания на посту, Михаил страдал еще одной хронической болезнью – дорожным реченедержанием. Правда, я за столько лет нашей совместной службы уже свыкся с этим: слушал его вполуха, периодически кивал и односложно отвечал на задаваемые вопросы. Михаил общался с Кэтрин совсем недолго, но по тому, сколько нелестных характеристик о ней он мне выдал, складывалось впечатление, будто русский приходился ей как минимум ближайшим родственником. Вот Михаил плавно перешел от пункта «Кэтрин – заносчивая и неблагодарная особа» к пункту «Кто вообще здесь командует – ты или она?».

– Мы отчасти придерживаемся порядков Древних, – нехотя ответил я и, памятуя замечание Гюнтера, уточнил: – Этакое подобие демократии. Но право решающего голоса я оставляю за собой, хотя по идее и не могу уже считаться вашим командиром.

– Дай женщинам демократию, и они моментом перекуют ее в матриархат, – заметил Михаил. – Но с другой стороны, будь наша рыжая наманикюренной куклой, проблем с ней пришлось бы претерпеть куда больше. Кстати, я вижу, ты нехило запал на нее, как, впрочем, и она неравнодушна к тебе.

– Не мели ерунды, – пробурчал я. – Мне-то она действительно нравится, но чтобы она? Чушь! Не забывай о том, что еще вчера мы убивали ее друзей.

– Эти два дня, Эрик, все поставили с ног на голову. Враги стали друзьями, друзья – врагами. Помнишь, что я сказал тогда тебе на крыше монастыря? Это было совсем недавно! Все сбылось! Даю руку на отсечение, что не самая последняя причина твоего поступка – именно Кэтрин. Тебе меня, любезный, не обмануть. Я-то вижу, как вы друг на друга смотрите...

– Куда уж мне до вас, уважаемый аналитик. Вам ведь со стороны все гораздо лучше видно...

– Ага, нервничаешь! – радостно заерзал Михаил. – И это тоже о многом говорит!

– Да ни о чем это не говорит! – Я и впрямь что-то чересчур разволновался. – Я буду нервничать теперь всю оставшуюся жизнь. А что, ты намереваешься приударить за ней? Пожалуйста, я мешать не буду.

– Хо-хо, я за Кэтрин? – рассмеялся русский. – Исключено! Нет, баба она, конечно, что надо – все при ней, – но... Скажу тебе, швед, по величайшему секрету, не вздумай никому разболтать: я ее боюсь. Эта женщина начисто подавляет мой гордый и независимый характер. Ну а для тебя, я думаю, она была бы в самый раз...