Эпоха тумана

Вокруг, прямо в воздухе витает напряжение и недосказанность. Кажется, что эти двое общаются только взглядами и в их диалоге нет ничего хорошего.

Гарсия шагает к камере Зака, я же поднимаюсь и подхожу к своей решетке. Прикасаюсь руками к прутьям и рассматриваю коридор. Тут полно мусора и хлама. Какие-то коробки, пустые бутылки, фантики и жестяные банки. Битое стекло и тряпки. Их горы. Кажется, что с момента захвата тюрьмы, тут никто никогда не прибирался. Да и зачем им это делать?

За коробками слева происходит какое-то движение, и я подаюсь вперед. Огромных размеров крыса копошится там, совершенно не боясь присутствия людей. Она тут полноправный член общества. Могла бы даже побиться с Гарсия за первенство.

Кроме Гарсия, в длинном коридоре находятся ещё двое. Они смотрят на меня, и я вижу в их глазах голодный интерес. Если Гарсия скажет им "фас", они разорвут меня, но сначала изнасилуют. В этом я уверена, как и в том, что Зак не позволит этому случиться. Оба бывших заключенных выше Гарсия примерно на голову. Кажется, они позабыли, что такое мыльные принадлежности, еще раньше их предводителя. Густые бороды достигают грудных мышц. Скорее всего крыса выпала прямо из бороды у кого-то из них.

– Вот в чем проблема, – говорит Гарсия, словно распевается, я перевожу все внимание на него. – Мои люди больше не хотят жить здесь. Если ты посмотришь по сторонам, то поймешь, тут нет должных удобств. Да, у нас безусловно есть вода, электричество, но нет более важных вещей. Еды недостаточно, женщин тоже. Я предлагал тебе вернуть мне украденное, ты отказался, да ещё и выставил меня слабаком. А знаешь что? – спрашивает Гарсия, остановившись в метре от камеры Зака. – Я никогда слабаком не был.

Пару мгновений тишины давят сильнее, чем сказанные им слова.

– Ты хочешь базу? – спрашивает Зак, не двигаясь с места.

Он вообще ведет себя так, словно это Гарсия за решеткой, а не он. Я же непроизвольно начинаю трястись. Не хочу быть здесь. Не могу смириться с участью пленницы заключенных. Несмотря на то, что с трех сторон решетка, стены словно приближаются и начинают давить меня морально.

– Нет. Мы поступим по-другому. Твой городишко рухнул. Мои люди внутри непобедимой стены. Но вот незадача. В городе никого нет. Ни единой женщины. Если верить словам Бенджена, да упокой Господь его гнилую душонку, то у тебя в церкви целый подземный город… и там есть всё. Лекарства, еда, одежда, оружие и дамы для моих людей.

– Ближе к делу.

– Не командуй, – зло шепчет Гарсия.

Звук слева привлекает моё внимание. Сквозь мусор, раскидывая его ногами, идет мужчина с более короткой бородой и усами, нежели у тех двоих. Он одет в грязные лохмотья, в руке держит рацию и упрямо движется по направлению к Гарсия.

Что-то неуловимо знакомое в этой походке.

Ещё ближе склоняюсь к решетке и тут слышу голос, от которого мне становится плохо.

– Там наши, их окружают, – говорит вновь прибывший и подает Гарсия рацию. Сам отступает на шаг назад и складывает руки за спиной.

Вглядываюсь в заросшее лицо, так что глазам становится больно.

Мои губы еле разлепляются, и я шепчу:

– Лари.

Быть этого не может. Он изменился до неузнаваемости. Из молодого и веселого он стал взрослым и суровым. Ноги перестают держать меня, и я оседаю. Лари переводит на меня взгляд и никак не меняется в лице. Я же зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать.

Он жив!

Это точно Лари, его фигура немного изменилась, он словно стал мужчиной, а не подростком. Осанка более ровная, плечи шире, а взгляд суровее.

Но голос. Это точно он.

Как Лари оказался здесь?

Лицо моего друга не меняется, и он продолжает смотреть на Гарсия, потом переводит взгляд на Зака и снова возвращает внимание на главного среди заключенных. Ничего не могу с собой поделать и пялюсь на Лари. На моего Лари.

Я так рада, что он цел. Но в голове слишком много вопросов, на которые я, возможно, никогда не получу ответов. Я бы могла сейчас обозначить себя и сказать, что я его знаю, но боюсь, что и он может пострадать от этого знакомства.

Не слышу, о чем говорит Гарсия, и что ему отвечают после секундных шипений черного аппарата. И вот он уже быстрым шагом уходит, а к моей камере направляются двое бородачей. Тех, что смотрели на меня как на трофей. Отползаю в конец камеры и практически сажусь на ещё одну огромную крысу. Вскрикиваю, и тут же открывается камера.

Не успеваю понять, что происходит, как меня уже вытаскивают наружу. Бьюсь, что есть силы, и одному даже попадаю по яйцам, отчего он складывается как перочинный ножик, второй же с размаху дает мне пощечину, от которой я падаю на гору коробок. Упираюсь ладонями в битое стекло, но не чувствую боли в руках, она вся собралась на скуле. Лицо горит. Шумно дышу и пытаюсь подняться. Теряюсь в пространстве.

В ушах стоит свист, словно кто-то громко и долго кричал мне в ухо. И буквально через мгновение мне на шею забрасывают верёвку и дергают назад. Петля затягивается, и я даже не успеваю просунуть руки между веревкой и шеей.