Эпоха великих потрясений: Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны

Подробнее связь ближневосточного мирного процесса с «энергетической атакой» 1970-х годов анализируется в отдельной главе, однако важно зафиксировать различие подходов к арабо-израильскому урегулированию по разные стороны Атлантики. Франция, а вслед за ней и остальные европейские страны, подписавшие Ноябрьскую декларацию ЕЭС, выступали за всеобъемлющее урегулирование конфликта при участии мирового сообщества, то есть пакетное решение всех вопросов конфликта (о границах, возвращении палестинских беженцев и будущем палестинского государства) со всеми участниками на многосторонней основе, что соответствовало чаяниям арабской стороны. Следует заметить, что схожего подхода по арабо-израильскому урегулированию придерживались и в СССР. Белый дом делал ставку на пошаговые решения (сначала вопрос о разведении вооруженных сил, на второй стадии – палестинский вопрос) и одностороннее посредничество Киссинджера в переговорах между конфликтующими сторонами, что вошло в историю под названием «челночной дипломатии». В энергетической плоскости американский подход подразумевал жесткость в отношении арабского эмбарго.

В частных беседах и в публичных выступлениях Г. Киссинджер всячески подчеркивал отсутствие связи между урегулированием конфликта и отменой нефтяного эмбарго^[162]

, поскольку для США как сверхдержавы было недопустимо показать, что ее дипломатическая активность мотивирована арабской «нефтяной атакой». В соответствии с этой линией практически сразу же после введения эмбарго США начали оказывать давление в вопросе возобновления поставок на Саудовскую Аравию по линии ARAMCO и по дипломатическим каналам – через египетского президента. Однако, в ноябре 1973 года на «совет» Садата снять эмбарго король Фейсал ответил решительным отказом, заметив, что «несколько миль синайской пустыни» для него ничего не значат^[163]

. Любопытно, что более искушенным в ближневосточной дипломатии британцам уже в октябре 1973 года было ясно, что надежды американского руководства подтолкнуть арабов к действиям в столь короткое время были «нереалистично оптимистичными»^[164]

. Лондон оказался прав: деятельному главе Госдепартамента не удалось добиться отмены эмбарго до тех пор, пока им не была одержана первая победа на фронте арабо-израильского урегулирования – заключение первого соглашения между Израилем и Египтом о разъединении войск в январе 1974 года.

Позиции Вашингтона и ЕЭС различались и в том, какие ответные меры на нефтяное эмбарго можно считать политически приемлемыми. Сообразно со статусом сверхдержавы, США выступали с позиции силы, полагая, что сдержать «атаку ОПЕК» может лишь согласованное наступление потребителей нефти. 12 декабря 1973 года в своей речи перед Обществом пилигримов в Лондоне Г. Киссинджер, сравнив вызов нефтяного кризиса с запуском советского спутника в 1957 году, выдвинул идею создания «картеля потребителей» – инициативной группы развитых стран по вопросам энергетики (будущее Международное энергетическое агентство, МЭА)^[165]. На его взгляд, приоритетными мерами по преодолению эмбарго должны были стать координация действий потребителей с целью усиления собственных переговорных позиций, выработка планов экономии энергии, проведение геологоразведочных работ в регионах, находящихся вне ОПЕК.

Из тех шагов, которые были предприняты Европой еще во время боевых действий, было ясно, что союзники вряд ли с легкостью согласятся на инициативу госсекретаря. И в самом деле, ЕЭС выразило нежелание идти в фарватере конфронтационной политики США в отношении ОПЕК. Итоговое коммюнике саммита в Копенгагене подчеркивало важность переговоров и установления широкомасштабного сотрудничества со странами-производителями. В нем декларировалась необходимость инвестиций в промышленное развитие нефтедобывающих стран ради получения гарантий стабильности углеводородных поставок по приемлемым ценам. И лишь после этого пассажа говорилось о расширении сотрудничества между странами-потребителями в рамках ОЭСР, и то во имя борьбы с экономической нестабильностью. Саммит ознаменовался прибытием делегации министров иностранных дел Алжира, Туниса, Судана и ОАЭ, что сделало и без того напряженную атмосферу, по словам британских дипломатов, близкой к опасной. Логично предположить, что курс на установление диалога с арабскими странами начал осуществляться еще до официального изложения позиции на саммите.