Наконец, всю степень недовольства, с которой в США рассматривали попытки Европы установить «отдельные» отношения с производителями нефти демонстрирует пресс-конференция президента Никсона в Чикаго 15 марта 1974 года. В ходе конференции он, явно блефуя, коснулся возможности сокращения военного присутствия США в Европе, если противоречия по политическим и экономическим проблемам между Старым и Новым Светом не будут преодолены в ближайшее время. Президент заявил: «Пришло время для нас и европейцев определиться, собираемся ли мы действовать сообща в вопросе безопасности и на экономическом и политическом фронте или мы будет действовать по отдельности. <…> Я могу сказать в связи с этим следующее: мне стоило больших трудов получить согласие Конгресса на продолжение присутствия США в Европе. В случае если в Конгрессе заговорят об экономической конфронтации и политической враждебности со стороны Девятки, получить разрешение на продолжение американского присутствия в Европе на текущем уровне станет практически невозможным»[193]
.Как полагает Д. Мокли, этих слов было достаточно, чтобы европейское политическое наступление было смято. Хотя в Европе понимали гипотетичность слов Никсона, все же использование Вашингтоном такой риторики публично было воспринято союзниками как серьезный предупредительный знак, и это возымело определенное действие. В апреле 1974 года напряжение вокруг арабо-европейских переговоров было снято заявлением главы немецкого внешнеполитического ведомства о достижении неформального джентльменского соглашения между ЕЭС и США о проведении закрытых консультаций между Брюсселем и Вашингтоном по мере развития диалога с арабами[194]
. Это соглашение получило название «формулы Гимнич» – по названию немецкого замка, где состоялась встреча министров иностранных дел Девятки. Большую роль в принятии этого решения сыграла ФРГ, чью политику балансирования между Парижем и Вашингтоном, в том числе по вопросам энергетики, в одном из советских документов назовут «концепцией сидения на двух стульях». В принципе, это было характерно для внешнеполитического курса Бонна в целом[195]. На наш взгляд, данное решение носило скорее компромиссный характер, и в этом смысле говорить о сокрушении «европейского фронта» нам кажется не совсем корректным. США, чисто теоретически, могли подключиться к механизму арабо-европейского диалога, но лишь при согласии на это всех членов ЕЭС.Анализируя последствия конфликта вокруг Вашингтонской конференции, можно сделать вывод, что главные игроки – США и Франция – слишком остро реагировали на ситуацию, притом в итоге каждый смог осуществить свои планы. Вашингтон сумел реализовать на практике свой тезис о сотрудничестве импортеров нефти, которое стало развиваться параллельно европейской инициативе. Уже 12 марта состоялась первая встреча Координационной группы Вашингтонской конференции, в ходе которой американская делегация согласилась передать вопросы распределения нефти и разработки мер экономии в руки Специальной комиссии Комитета ОЭСР по нефтяному вопросу. Это может быть расценено как уступка Франции, еще с октября 1973 года настаивавшей на использовании механизмов ОЭСР для решения энергетической проблемы. В дополнение к этому в итоговом документе Вашингтонской конференции, несмотря на отказ М. Жобера подписаться под ним, содержался пассаж о необходимости диалога с производителями. США также положительно отреагировали на призыв алжирского президента Х. Бумедьена организовать Специальную сессию Генассамблеи ООН по проблеме сырьевых ресурсов, в чем проявлялось влияние непреклонной дипломатии Франции. Конфликт на Вашингтонской конференции повлек за собой постепенное сближение европейской (прежде всего, французской) и атлантической (американской) позиций по вопросу о взаимоотношениях с ОПЕК. Таким образом, можно сказать, что одновременно стали реализовываться две модели выхода из энергетического кризиса, что является свидетельством вариативности политических решений эпохи разрядки.
3.3. Преодоление кризиса доверия в евроатлантическом сообществе: у истоков дипломатии саммитов