Эпоха великих реформ. Том 1

С изданием Положения о крестьянах, установившего крестьянское самоуправление как в сельском, так и волостном обществе, предчувствовалась неизбежность местного самоуправления для всего русского общества, для всего народонаселения. Обширный, хорошо обработанный план преобразования местных учреждений на началах бессословного самоуправления был представлен, например, тверским губернским комитетом (см. главу II §з)[602]. В правительственных рядах были люди, как, например Н. А. Милютин, способные с должною энергиею и последовательностью провести реформы для всестороннего обновления всего государственного управления в духе только что народившейся свободы и самоуправления.

В то время, когда прогрессивная часть общества и печати, переживая весною 1861 г. минуты идиллического упоения медовым месяцем свободы[603], с нетерпением ждала установления новой системы управления, произошла реакция.

Не прошло и месяца после обнародования манифеста о воле, когда друзья свободы в великодушном увлечении собирались все «забыть и все простить[604] поверженным в прах врагам народной свободы, лишь бы они уверовали в свободу, в воскресение народа, – как эти враги уже стояли на ногах.

II

Победа реакционной партии была совершившимся фактом уже в половине апреля 1861 г. Первыми жертвами ее пали мин. внутр. дел С. С. Ланской, не переживший постигшей его неожиданной и крутой перемены, и временный (или как в виде иронии называли временно-постоянный) товарищ министра[605], главный двигатель крестьянской реформы, «кузнец-гражданин» Н. А. Милютин. Реакция действовала так ловко, и удар подготовлялся так таинственно и искусно, что даже для таких высокопоставленных друзей свободы, как великая княгиня Елена Павловна, он был совершенным сюрпризом[606]. Самая поспешность увольнения Ланского и Милютина, – причем нарушены были не только относительно Милютина, которого третировали за красного ярого революционера[607]

, и потому не церемонились с ним, но и относительно престарелого заслуженного сановника С. С. Ланского, даже общепринятые правила официального этикета[608], —свидетельствовала о необыкновенной стремительности натиска, сделанного испугавшейся призрака предстоящего разорения придворно-крепостническою камарильею, требовавшей немедленного усекновения главы враждебной «революционной гидры»[609].

В чем был смысл этой «близорукой и безыдейной реакции», как ее называл Милютин[610]? Другой деятель крестьянской реформы кн. В. А. Черкасский определял наступившее новое настроение так: «После весенней оттепели нам предстоит вернуться не к суровой зиме, а к скучной и грязной слякоти[611]. Я никому бы не пожелал из тех, кого люблю, – писал кн. Черкасский, – управлять в настоящее время Министерством внутренних дел: масса хлопот, страшная ответственность, шансы сломать себе шею без надежды сделать себе имя».

Но в чем другом, а в самонадеянности никогда не было недостатка у бюрократии, которая, в отличие от Архимеда, даже без рычага и точки опоры, всегда считала себя в силах, если не поднять нашу планету, то «урегулировать» одним взмахом пера в силу присущего ей всеведения все самомалейшие и разнообразные проявления русской общественной жизни.

Преемнике. С. Ланского Валуев принадлежал к новой полированной, мягко стелющей бюрократической генерации, не столь невежественной, как старая (пример – предшественник Ланского, гр. Перовский), но не менее близорукой, нетерпимой, самодовольной и самонадеянной, чем старая[612]

.

Блестящий диалектик, владеющий и пером, изворотливый энциклопедист салонов, неистощимый бонмотист, с безукоризненными манерами, прекрасно владеющий «фразой», не лишенною порою пикантного сарказма, мастер в самом обворожительно-легком тоне вести светскую causerie – de omni re scibile et quibusdam aliis, умеющий

Потолковать об ЮвеналеВ конце письма поставить vale…

таков был новый даровитый министр, будущий автор Лорина, получивший в аристократических салонах Петербурга репутацию не только тонкого государственного человека, призванного сочетать свободу и порядок, но и необычайно хитрого, гибкого политика, ловкого дельца, – словом, мага и чародея[613], способного объять необъятное, примирить все интересы, всех обворожить и сделать довольными.