Эпоха великих реформ. Том 1

Услуги, оказанные печатью государству при разрешении крестьянского вопроса, были громадны, причем особенно выделился Современник с умелою и энергичною защитою надела и общины в статьях Кавелина и Чернышевского. Огромные заслуги печати не только признал прогрессист министр народного просвещения Головнин (см. его отзыв, с. 12), но и чуждый всяких либеральных увлечений товарищ министра внутренних дел А. И. Левшин, который прямо заявляет, что до разъяснения крестьянского вопроса журналистикою он представлял собою terra incognita[691].

Участие печати в разработке крестьянского вопроса, осуществившееся благодаря допущенной де-факто значительной свободе, не только сделало для всех очевидным первостепенное общественное значение ее, но сыграло и другую роль чисто психического свойства. Правительство, никогда раньше не слыхавшее свободного слова и так сильно против него предубежденное, сделало первый опыт выслушивания независимого общественного мнения. Правда, закоренелое предубеждение не исчезло, но оно было отчасти расшатано. Все это вместе взятое в связи с усилившимися после благополучного объявления воли либеральными веяниями сулило печати светлую будущность, но, к сожалению, частью неблагоприятные политические обстоятельства, частью колебания в высших сферах, главным же образом сама личность нового руководителя цензурной реформы, создавали крайне неудобные условия для законодательного проведения ее на твердых рациональных основаниях, как это было, например, с судебною реформою.

II

Нет свободы без злоупотреблений, но нет и никакого блага без свободы.

Цен. А. Никитенко

Цензурные послабления, допущенные со второй половины 50-х гг., внося в практику массу противоречий и произвола, нисколько не упрочивали положения печати. Ввиду единодушного требования общественного мнения, высказавшегося за свободу печати, вопрос о пересмотре законов о печати не сходил с очереди с самого воцарения Александра II, причем, согласно Высочайшему повелению, взято было за основание:

«разумная бдительность со стороны цензуры необходима»[692].

Министр народного просвещения Е. П. Ковалевский внес 8 мая 1859 г. в Государственный совет проект устава о цензуре, который представлял собою компиляцию разнородных постановлений, из коих они относились к концу 40-х гг., ко времени наибольшего стеснения свободы печати, а другие – к эпохе сравнительно более мягкой – к концу 1859 года, когда фактически признано было за печатью право обсуждения государственных вопросов и критики законов.

Против проекта восстал со всею силою своего многолетнего служебного и юридического авторитета гр. Д. Н. Блудов. Он порицал проект прежде всего за повторение «тех стеснений для умственного развития страны», которые были изданы с 1848 г.[693], и предлагал вернуться к уставу 1828 г., который «не препятствовал постепенному развитию умственных сил народа и выражению общественного мнения независимо от личных видов и только удерживал их в надлежащих (?) пределах». «Известно и опыт последних лет снова доказал сию истину, – писал гр. Блудов, – что излишне, а следственно, и неосторожно стесненная мысль ищет и всегда почти находит средства проявляться и распространяться или чрез рукописные, или чрез тайно-печатаемые здесь или вне государства статьи и рассуждения, уже не подлежащие никакому надзору и контролю и не влекущие за собой никакой ответственности».

Не отрицая некоторых достоинств проекта Ковалевского, граф Блудов указывал на то, что недостатками проекта могут «воспользоваться недоброжелательные деятели заграничной журналистики и выставить намерение правительства в превратном виде». В заключение гр. Блудов высказал мнение, что издание полного Устава несвоевременно и предпочтительно восстановление и дополнение Устава 1828 г.

Государственный совет по департаменту законов одобрил мнение гр. Блудова, и затем проект Ковалевского был возвращен 15 июня 1859 г. в Министерство народного просвещения.