Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

История Руси Дира, Руси Аскольда, Руси Рюрика, предшествовавших Киевской Руси X–XII вв., неразрывно связана с общими этнокультурными, политико-экономическими, коммуникативными процессами в Скандобалтийском регионе Северной Европы. В этих процессах вертикальное зонирование эколого-хозяйственных условий Скандинавии (от тундры горных ледников, через леса перевалов к лесам и лугам норвежского и шведского приморья) словно совместилось с горизонтальным зонированием эконом-географических зон ПВГ России, развернутых по евразийскому континенту от Балтики и Белого моря до Тихого океана; их разность потенциала и напряжение энергетики создает аксонометрический объем

событий и процессов эпохи викингов не только в Северной, Западной и Восточной Европе; «запущенные» процессы мощнее всего резонируют на просторах Евразии, пока не докатятся до тихоокеанского края чукотской тундры и ледников, развертывающихся на полтора десятка тысяч километров от горных вершин Скандинавского полуострова. И это движение, тысячу лет назад подхватив эстафету от позабытых варягов, вершила в X–XVII вв. Русь, Россия, силами землепроходцев, как раньше – ушкуйников, как перед ними – «находников», руси ли, варягов; продвигаясь в лесные глубины необозримых земель вдоль края обитаемого мира, насельники которого – чудь

ли, «чухны», чукчи, почти с первобытных времен связаны в этот скандо-славяно-евразийский узел несознаваемой общностью этнонимов, возводимых к неведомым богам (от тевтонов

до чукчей, горизонт подсознания Morgenlandfahrt, пожалуй, неосвоенный даже Германом Гессе).

9.5. Периодизация русско-скандинавских отношений VIII–XIII вв

В примерном соответствии с четырьмя основными уровнями славяно-скандинавских взаимодействий находится предлагаемая периодизация

, которая устанавливается для русско-скандинавских отношений VIII–XIII вв.

Лишь три из пяти периодов относятся собственно к эпохе викингов в Северной Европе (табл. 17). Ее конечный рубеж приходится на начало четвертого периода и отмечен богатырской фигурой Харальда Хардрады, из Киева отправляющегося «туда, где арабы с норманнами бой ведут на земле и на море», но только уже не в отрезанный печенегами «Серкланд» Ингвара Путешественника, а в Византию. Эта пора его деятельности, полностью принадлежащая еще эпохе викингов, освещена в сагах и «драпах» с широким использованием восточноевропейских, русских эпических мотивов, входивших в общий дружинный фонд (Рыдзевская, 1978: 184, 200–202). Вернувшись в Киев со сказочными богатствами, Харальд – Соловей Будимирович русских былин – добивается наконец руки воспетой им «Герды Гардов», Елизаветы Ярославны. И вся его дальнейшая судьба – возвращение в Норвегию, утверждение на престоле, длительная борьба с соседними королями и, наконец, героическая гибель в битве за английский престол – это уже, собственно, Средневековье; а в плане русско-скандинавских отношений – начало нового, «династического этапа».

Династические связи между правящими дворами в эпоху феодально-монархических государств были действенным средством развития и регулирования политических отношений, поэтому их следует рассматривать как закономерную форму эволюции русско-скандинавских связей, выражающую переход этих связей в новое, государственно-политическое качество. И снова необходимо констатировать, что инициатива в развитии этих связей принадлежит Руси, где значительно раньше, чем в северных странах, конституировалась построенная по византийским нормам концепция верховной феодальной власти христианского государя.