Клады «первого периода» обращения арабского серебра в Восточной Европе (780–833) образуют компактный и по существу единый ареал «восточноевропейского экономического пространства»
, от Поднепровья до Приладожья, который уже в первой четверти IX в. был связан в общее целое динамикой денежного обращения.При этом самый северный из этих кладов – Петергофский (ок. 825 г.), найденный на прибрежье Финского залива, напротив острова Котлин, то есть при переходе с морской на речную часть древнего водного пути, – сохранил в своем составе монеты с граффити, запечатлевшими весь спектр связей этого региона: среди знаков на монетах не только вполне понятные скандинавские, но и тюркские руны, и уникальная пока для этой категории источников греческая надпись с библейски-христианским именем «Захариас» (Мельникова и др., 1984а: 26–47).
Политический эквивалент
экономического пространства первоначального денежного обращения серебряной монеты VIII–IX вв. следует искать в синхронных или близких «первому периоду» обращения арабского серебра письменных источниках. Вероятно, с этой точки зрения требует дополнительного анализа летописная формула, с которой «Повесть временных лет» открывает погодовое (анналистическое) изложение русской истории: «начася прозывати Руская земля», это сообщение приурочено к первому году царствования Михаила III Исавра («наченшю Михаилу царствовати»), то есть 839 г. (ПСРЛ, 1926: Т. 1, Лаврентьевская летопись, стб. 17, л. 6 об.; Stang, 1996: 235–250; Станг, 2000: 4, 29, 32, 48–50, 65). Но в таком случае именно эту дату и это событие мы должны считать истинным началом русской истории.Манифестация «Руской земли» сближается с засвидетельствованным «Бертинскими анналами» франков посольством загадочного «хакана русов» к непосредственному предшественнику, отцу и кратковременному соправителю Михаила, византийскому императору Феофилу II в 838 г. (Станг, 2000: 48). Со времен Г.-З. Байера (а вслед за ним В. Н. Татищева) этот эпизод остается предметом дискуссий (Татищев, 1962: 292–310; см. также: Славяне и скандинавы, 1986: 189–190; Лебедев, Станг, 1999). «Русские» дипломаты «свейского рода» (таинственные шведы, от имени не менее таинственного «хакана росов»), в явной конфронтации своего правителя с Хазарией, последовательно, хотя и безрезультатно обратились (в поиске союза?) и к басилевсу ромеев в Константинополе, и к императору франков в Ингульгейме. Археологически эти контакты «русов» с Византией 830-х гг. засвидетельствованы независимыми друг от друга письменными, нумизматическими и археологическими источниками (Лебедев, 1985: 254).
Важно, что зафиксированная этими источниками картина русско-хазарско-византийско-скандинавских отношений
документально соответствует и показаниям петергофских граффити: скандинавские и хазарские руны, греческая надпись, включенные в древнерусскую систему денежного обращения. Следовательно, по крайней мере экономическую, а вероятнее всего, и политическую сферу воздействия «хакана русов» 838 г. необходимо рассматривать от Балтики до Черного моря, в границах Древней Руси, зафиксированных надежными историческими данными лишь во времена Олега Вещего и Ярослава Мудрого.В связи с этим возникает вопрос об идентификации
и локализации «хакана» «Бертинских анналов». Из имеющихся сведений единственное имя, которое можно почерпнуть в отечественных источниках для этого времени, это – Дир, по ПВЛ, брат и соправитель Аскольда в Киеве. Историками вполне убедительно обоснована реальная разновременность Аскольда и Дира как исторических персонажей, лишь в летописной традиции превращенных в современников и братьев, погибших от мечей воинов Олега (Мавродин, 1945: 217–218). Опираясь на реконструкцию масштабов и хронологии политической деятельности Аскольда в Киеве по крайней мере с 860 по 882 г. (Брайчевский, 1988), следует предположить, что правление Дира, локализуемого в Киеве как столице его державы, должно быть отнесено к предшествующему отрезку времени (условно 838–859 гг.).