В примерочной Уэллс надел рубашку и брюки, поискал пуговицы на ширинке – и после секундного недоумения обнаружил «молнию», которая застегивалась моментально. Он заправил рубашку и немного подвигался. Господи, как удобно! Его брюки оказались гораздо менее мешковатыми, чем прежние. При этом они были на подкладке и скроены по фигуре! А рубашка! Она не раздувалась ярдами лишней ткани, которые приходилось закладывать складками: она облегала его тело так естественно, словно он носил ее много лет. А материал ощущался почти как электрический!
Он надел жилет, быстро завязал галстук, набросил пиджак и поспешно вышел из примерочной. Он ощущал себя освободившимся – словно та одежда, которая прежде была на нем, предназначалась слону. В новом костюме он почувствовал себя бодрым, нарядным и уверенным в себе. Он повертелся перед зеркалом и расплылся в улыбке. А потом он закрутил усы, отступил назад и полюбовался собой: все такой же истинный английский джентльмен, но, что важно, человек из конца двадцатого века. И кто-то еще станет утверждать, что одежда – это в человеке не главное?
Он прошел к кассе, где дожидался продавец с готовым счетом.
– Чудесно смотритесь, сэр, просто чудесно!
– Спасибо.
– С вас четыреста семьдесят шесть долларов восемнадцать центов.
Уэллс медленно отсчитал нужную сумму: он еще не привык к американским деньгам, но уже сообразил, что выкладывает за галантерейный товар чертовски много.
– Не намного хватает, верно?
– Да уж, теперь – нет. – И простодушно добавил: – Ну, это же не фунт.
– Это точно. – Продавец засмеялся. – Слышал, они снова собрались его девальвировать.
– Фунт? – ужаснулся Уэллс.
– Точно. Если у вас остались, я бы их обменял на старые добрые доллары янки.
Он поспешно вышел из магазина, не потрудившись забрать свою прежнюю одежду. Продавец натолкнул его на одну мысль. Если Лесли Джон Стивенсон хочет выжить в Сан-Франциско, тогда ему – точно так же, как самому Уэллсу, – необходимы американские деньги. Значит, если у него с собой есть английские фунты, то одним из первых его дел в 1979 году станет их обмен. Терять Уэллсу нечего, так что можно начать охоту в банках.
Он резко остановился. Ему пришло в голову, что это должен быть не какой-то неопределенный банк. Пусть Стивенсон и сексуальный маньяк, он все равно англичанин. Он выберет такой банк, где почувствует себя как дома. В Сан-Франциско? Он улыбнулся. Если век назад у Ллойда были конторы по всему свету, то другие британские предприниматели должны были последовать этому примеру.
Он узнал у какого-то полисмена адрес Банка Англии и с удовольствием услышал, что идти надо всего квартал.
Он пересек Юнион-Скуэр, шагая легко и уверенно. На фоне уличного шума он различал звонок, который показался ему очень непохожим на гудки, рев и цифровые щелчки 1979 года. Он повернулся, и на его губах заиграла радостная улыбка. Вагончик фуникулера, полный туристов, прокатился по перекрестку и пополз вверх. Эйч Джи это зрелище подбодрило. Несмотря на могущество электрона, реликт девятнадцатого века продолжал работать. Он сравнительно недавно видел наброски фуникулеров в «Таймс». Значит, Сан-Франциско обладает исторической памятью и сердечностью, заключил он. «Они молодцы – и я тоже».
Он позволил себе ностальгически помахать рукой государственному флагу своей страны, висящему над входом в Банк Англии, и прошел через вращающиеся стеклянные двери. Оказавшись внутри, он решил, что воздух здесь пахнет лучше. Да и атмосфера была гораздо более величественной.
Вдоль стены большого зала напротив ряда кассиров стояло шесть столов – как он правильно определил, менеджеров банка. Он нахмурился. Чего-то в этой картине не хватало. Он прикрыл глаза и мысленно представил себе отделение Ллойда на Морнингтон-Кресент, где он обычно проводил все свои финансовые операции. Ну конечно! Здесь позади кассиров отсутствовала доска обмена, благодаря которой клиенты могли следить за ежедневными изменениями курсов валют, особенно на европейском рынке. Возможно, в такой доске больше не было необходимости. Возможно, вся информация содержится в тех небольших устройствах, которые тот ювелир, Макс Инс, назвал компьютерами.
Он вздохнул. Прогресс – это, конечно, хорошо, но как, к черту, может Банк Англии считаться английским без доски обмена? Как бы то ни было, ему надо проконсультироваться с кем-то из менеджеров. Он направился к первому столу, подпевая песне, исходившей от стен. «Иди по дороге, вымощенной желтым кирпичом»?
Молодая женщина – он предположил, что ей около двадцати двух или двадцати трех лет – вышла из какой-то двери и прошла к столику, ступая удивительно плавно. Она оказалась чуть ниже Уэллса, с темно-русыми чуть волнистыми волосами до плеч. Черты ее лица были тонкими, с легким загаром, делавшим ее похожей на красавиц с рисунков Гибсона. Глаза у нее были большие, темно-карие.