Эрагон. Возвращение

Четкие, неумолимые мысли дерева Меноа текли размеренно и неторопливо, точно ледник по гранитным скалам. Дерево не замечало ни Эрагона, ни – он был в этом уверен! – кого бы то ни было еще из живых существ, сновавших вокруг него. Его интересовала лишь жизнь того, что способно расти и цвести, ласкаемое солнечными лучами: кендыря и лилии, лиловой примулы и шелковистой наперстянки, желтой сурепки и дикой яблоньки, покрытой пурпурными цветами.

– Оно не спит! Оно все понимает! – невольно воскликнул Эрагон. Он был настолько потрясен, что даже заговорил в полный голос. – Оно обладает разумом! – Он точно знал: Сапфира тоже наверняка чувствует это; она склонила голову к дереву Меноа, точно прислушиваясь, потом взлетела и уселась на одну из его гигантских ветвей – шириной, наверное, с дорогу от Карвахолла до Теринсфорда, – свесив вниз хвост и грациозно им покачивая. Дракон, как птичка сидящий на ветке дерева, – вот уж действительно странное зрелище. Эрагон чуть не рассмеялся.

– Ну, естественно, оно не спит! – тихо сказала Арья. – А хочешь, я расскажу тебе историю дерева Меноа?

– Очень хочу!

В небе мелькнула какая-то белая вспышка, похожая на заблудшего призрака. Потом «призрак» опустился рядом с Сапфирой, воплотившись в белого ворона Благдена. Узкоплечий нахохлившийся ворон рядом со сверкающей драконихой напоминал несчастного скупца, чахнущего над своими богатствами. Приподняв бледную голову, ворон угрожающе крикнул: «Вирда!» И Арья стала рассказывать:

– Жила-была одна женщина по имени Линнёя. В те времена пищи и вина было в изобилии, и до нашей войны с драконами тоже было еще далеко. Как и до нашего бессмертия – если только уязвимые существа из плоти и крови вообще могут быть бессмертны. Линнёя старилась, не имея в утешение себе ни мужа, ни детей. Впрочем, она и не испытывала в них ни малейшей потребности, предпочитая занимать себя тем, что пела растениям, и считалась в этом деле непревзойденной мастерицей. И вот однажды в дверь ее дома постучался какой-то молодой человек. Он увлек ее словами любви, и любовь эта пробудила что-то в душе Линнёи. Она даже не подозревала о том, что способна испытывать подобные чувства. У нее возникло страстное желание непременно пережить то, чем она по незнанию так легко пожертвовала. А тут, казалось, сама судьба сделала ей великодушное предложение прожить жизнь во второй раз. Ну, как она могла отказаться! Линнёя забросила свою работу и полностью посвятила себя молодому мужу. Некоторое время они были, пожалуй, даже счастливы.

Однако же молодой ее муж вскоре стал мечтать о супруге, больше подходившей ему по возрасту. И однажды ему понравилась красивая юная девушка. Он стал добиваться ее благосклонности и в итоге завоевал ее. И некоторое время тоже был с нею счастлив.

Когда Линнёя обнаружила, что ее обманули, предали и бросили, она от горя чуть не сошла с ума. Ее возлюбленный поступил с ней хуже некуда: он дал ей отведать вкус полной жизни, а потом отнял у нее эту жизнь, даже не задумываясь о последствиях – точно петух, что перелетает от одной несушки к другой. И Линнёя, застав мужа с другой женщиной, в ярости своей заколола его кинжалом насмерть.

Она понимала, что совершила страшное злодеяние и, даже если суд ее оправдает, все равно не сможет вернуться к той жизни, которую вела до замужества, ибо жизнь без любви утратила для нее и смысл, и радость. И Линнёя пошла тогда к самому старому дереву в Дю Вельденвардене, прижалась к нему и запела, и в песне своей она стремилась слиться с деревом, позабыть все то, что связывало ее с соплеменниками. Три дня и три ночи пела она, и ей удалось осуществить свою мечту: она ушла из мира людей в мир своих горячо любимых растений, став единым целым с тем деревом. И с тех пор вот уже многие тысячи лет она бдительно сторожит эти леса… Так возникло дерево Меноа.

Арья умолкла, и они с Эрагоном уселись рядышком на изогнутом гигантском корне, вздыбившемся над землей футов на двенадцать. Эрагон, постукивая пятками по коре, думал: а не нарочно ли Арья рассказала ему эту историю? Не хочет ли она о чем-то предупредить его? Впрочем, возможно, это просто одно из невинных исторических преданий, которые так любят эльфы…

Однако его первоначальные подозрения превратились почти в уверенность, когда Арья спросила:

– Как ты думаешь, следует ли считать самого этого молодого человека виновным в случившейся трагедии?

– По-моему, – неуверенно начал Эрагон, понимая, что любой неуклюжий ответ может рассердить Арью и даже настроить ее против него, – он поступил жестоко… Но и эта Линнёя, как мне кажется, перегнула палку. В общем, виноваты оба.

Арья так пристально посмотрела на него, что ему пришлось опустить глаза.

– Да, они не подходили друг другу, – сказала она.

Эрагон начал было спорить, но быстро умолк, понимая, что Арья права. И, не в силах противостоять ей, вынужден был признать это вслух.