Эрагон. Возвращение

Ему, впрочем, и не хотелось тратить силы на это бессмысленное соперничество. Боли в спине терзали его все чаще, и порой он почти терял самообладание. Эти отупляющие приступы заставили его быть более благоразумным; действия, которые прежде ничего ему не стоили, теперь вполне могли заставить его кататься по земле от нестерпимой боли. Даже упражнения Римгара стали вызывать приступы, поскольку он перешел теперь к более сложным позам.

Раза три-четыре в день страдая от мучительных приступов, Эрагон начал даже к ним привыкать, однако заметно осунулся, ходил осторожно, шаркая ногами и всячески стараясь экономить силы. Ему стало трудно думать и быть внимательным во время занятий с Оромисом; в памяти стали появляться какие-то странные предательские провалы. В свободное время Эрагон без конца возился с кольцом-головоломкой, подаренным ему Ориком, предпочитая сосредоточиваться на хитроумном переплетении золотых дужек, а не на своих недугах. Когда Сапфира была рядом, то заставляла его ездить на ней верхом и вообще делала все возможное, чтобы ему было спокойно и удобно, стараясь уберечь его от лишних усилий.

Однажды вечером, прижавшись к ее шее, Эрагон мысленно сказал ей:

«А у меня есть новое название для боли».

«Да? Какое же?»

«Стиратель. Потому что во время приступов она стирает все, и больше ничего для тебя не существует – ни мыслей, ни чувств. Только желание избавиться от боли. А когда Стиратель становится особенно силен, то уничтожает и все, что делает нас личностями, превращая в жалкие существа с самыми примитивными инстинктами, преследующими одну-единственную цель: спастись от этого ужаса».

«Что ж, неплохо придумано».

«Я теряю себя, Сапфира! Я стал похож на старую клячу, перепахавшую в своей жизни слишком много полей. Ты держи меня, не оставляй, иначе я просто распадусь на части и позабуду, кто я такой».

«Я никогда не нарушу нашей мысленной связи и никуда тебя не отпущу!» – пообещала она торжественно.

Вскоре после этого разговора Эрагон пал жертвой трех болевых приступов подряд. Это случилось во время поединка с Ваниром. А потом, когда он выполнял упражнения Римгара, боль еще два раза настигла его. Когда Эрагон смог, наконец, расправить конечности и перестал клубком кататься по земле, Оромис сказал как ни в чем не бывало:

– Еще раз, Эрагон. Ты должен лучше держать равновесие.

Эрагон помотал головой, пробурчал «нет!» и скрестил руки на груди, чтобы Оромис не заметил, как его колотит озноб.

– Что ты сказал? – переспросил Оромис.

– Я сказал «нет».

– Встань, Эрагон, и попытайся еще раз.

– Нет! Делай это упражнение сам; я больше не могу!

Оромис опустился возле него на колени и ласково коснулся прохладной рукой его щеки. Он с такой добротой и состраданием смотрел Эрагону в глаза, что тот вдруг понял: старый Всадник, если б только это было возможно, с радостью взял бы эту боль себе и облегчил страдания Эрагона.

– Не оставляй надежды, – сказал Оромис. – Никогда не оставляй надежды, Эрагон! – И Эрагону показалось, что в него переливаются силы эльфа. – Мы же Всадники! Мы стоим между светом и тьмой, поддерживая их равновесие. Невежество, страх, ненависть – вот наши враги. Гони их прочь изо всех сил, Эрагон, иначе мы наверняка проиграем эту войну. – Он встал и протянул Эрагону руку. – А теперь поднимайся, Губитель Шейдов, и докажи, что способен победить даже собственное тело!

Эрагон набрал в грудь воздуха и рывком заставил себя привстать, опираясь на одну руку и морщась от боли. Потом подтянул ноги, передохнул несколько секунд, выпрямился во весь рост и посмотрел Оромису прямо в глаза.

Эльф одобрительно кивнул.

Эрагон не проронил больше ни слова, пока они не закончили упражнения, затем сходил к ручью, тщательно вымылся в ручье и только после этого обратился к Оромису:

– Учитель…

– Да, Эрагон?

– Почему я должен терпеть эту пытку? Ты ведь мог бы воспользоваться магией и дать мне необходимые знания и навыки, сформировав мой разум и мое тело, как вы делаете это с деревьями.

– Мог бы. Но если я это сделаю, ты никогда не поймешь, как ты получил такое тело, какими возможностями оно обладает, как их применять и как ими управлять. Видишь ли, Эрагон, тот путь, по которому ты идешь, никак сократить нельзя.