Он встал и подошёл к окну. Вольфгер и отец Иона тоже поднялись на ноги, но Альбрехт усадил их обратно движением руки.
– Ты ясно и чётко выразил то, над чем я, князь церкви, наместник Папы, размышляю уже давно и страшусь признаться себе в том, что вот так, легко и просто сейчас услышал от тебя.
– Значит… значит, это всё правда, ваше высокопреосвященство?! – фальцетом воскликнул отец Иона, – горе, о горе нам, грешным….
– Я не знаю, что из сказанного бароном фон Экк истина, – невесело сказал курфюрст, – но я знаю, что признаки непредставимого несчастья налицо, отовсюду ко мне стекаются доклады об этом.
Настоятели монастырей и приходские священники в панике, миряне, к счастью, ещё почти ничего не заметили. Ты можешь гордиться собой и своим капелланом, Вольфгер. Вы явили больше ума и наблюдательности, чем все мои учёные монахи, вместе взятые. Признаться, я давно потребовал от них разобраться в происходящем. Даже три колдуна-еретика, сидящие в темнице в ожидании костра, пытаются решить эту задачу в обмен на жизнь, но, увы, никто не продвинулся ни на волос. И, сдаётся мне, вас послало ко мне само Провидение. Возможно, именно вы поможете мне раскрыть эту мрачную тайну.
– Мы?! – удивился Вольфгер, – но что мы можем? Мы сами приехали испросить совета….
– Увы, – развёл руками Альбрехт, – сами видите, пока мне нечего ответить вам.
Каждый день и каждую ночь я молюсь, горячо, искренне, как не молился с детства, но не получаю ответа! Значит, нам остаётся надеяться только на себя. И, прежде всего, я полагаю, нужно вступить в переговоры с Лютером. И вы для этой цели люди самые подходящие.
– Почему подходящие? – спросил немного осмелевший монах.
– Ну конечно, подумай сам, мой любезный капеллан, – повернулся к нему Альбрехт. – Мне ехать нельзя, я не могу также послать кого-нибудь из своих епископов, ведь Папа неосмотрительно отлучил доктора Мартинуса от церкви, а тот, в свою очередь, отлучил Папу. Такой визит вызвал бы грандиозный скандал.
Да и потом, учение Лютера не признаёт ни Папы, ни почитания святых, ни икон, ни монахов, ни иерархов церкви. Он просто не станет с нами разговаривать.
– Ну, допустим, – сказал Вольфгер, который ещё не осознал всей тяжести свалившегося на него поручения, – а мы-то зачем поедем? Какова будет цель нашего посольства?
– Во-первых, вы расскажете Лютеру всё, что рассказали мне. Можете также пересказать ему то, что рассказал вам я. Поинтересуйтесь его реакцией.
Икон у лютеран нет, поэтому вам предстоит решить весьма щекотливую задачу: как-то установить, не возлегла ли длань господня на евангелические храмы? Потому что если это так, проблема Светопреставления отдаляется от нас в неопределённое будущее и становится со всей очевидности ясно, что в споре между римской курией и Лютером правда на стороне Лютера.
Только будьте осторожны: не повторяйте эти слова нигде за пределами этой комнаты, ибо я могу не успеть вытащить вас с костра.
Ну, что скажете?
– Похоже, ваше высокопреосвященство, у нас нет выбора, – сказал отец Иона.
Вольфгер с изумлением взглянул на него. Впервые старый робкий монах принял решение, не посоветовавшись со своим господином! Такова оказалась сила его веры.
– Только вот что, – продолжил отец Иона, – не могли бы вы, ваше высокопреосвященство, рассказать нам побольше о Лютере?
– Разумно, отец Иона, правильная мысль, – похвалил его курфюрст. – Вы узнаете всё, что знаю я, однако рассказывать, конечно, буду не я, а мой секретарь.
Альбрехт опять позвонил в колокольчик и спросил у возникшего в дверях монаха:
– Доктор Иоахим Кирхнер в замке?
– Да, ваше высокопреосвященство, – поклонился монах.
– Пусть немедленно придёт!
Монах исчез.
– Неоценимый человек этот Кирхнер, – хохотнул курфюрст, – бездонная память, исполнительность, дисциплина… Моя правая рука! Я даже отдал за него одну из своих дочерей!
– Альбрехт, послушай, – сказал Вольфгер, – когда мы ехали в Дрезден, то едва успели спасти от костра одну девушку. Озверевшее мужичьё собиралось сжечь её якобы за колдовство. Никогда такого за нашими крестьянами не водилось, какая-то необъяснимая жестокость…. Ты не мог бы дать ей охранную грамоту?
– А она хорошенькая? – понимающе спросил курфюрст.
– О да, – машинально ответил Вольфгер.
– Ну, слава богу, а то я, признаться, стал подумывать, не содомит ли ты? Как это так, в сорок лет и не женат? – засмеялся курфюрст. – А грамота… Ну, это-то самое лёгкое из всего.
Он обернулся, вытащил с полки свёрнутый в рулон лист пергамента, просмотрел его, удовлетворённо кивнул, потом снял с пальца перстень с печаткой, погрел его на пламени свечи и оттиснул на восковой печати. Когда воск застыл, он опять свернул пергамент в трубочку и покатил его по столу к Вольфгеру.
– Вот тебе грамота, имя впишешь сам. Если неграмотный, попросишь своего капеллана. С таким пергаментом можно ехать хоть в Ватикан! – гордо сказал он.
Вольфгер поблагодарил и спрятал драгоценную грамоту в сумку.