Еретик

Мне как будто кубики льда в желудок насыпали. Выброс. Я совсем забыл о нем. Раньше что? Увидел зарницы над горизонтом, почуял озон — беги к базе. Даже от Рассохи успеешь, если не ранен.

— Альт, есть ли надежные укрытия на пути к Янову?

— Не беспокойся, друг, ты не с новичком, — произнес сталкер с улыбкой.

Не скажу, что Альт убедил меня в отсутствии угрозы, но немного успокоил.

— Зачем ты подпалил псов? Дым может привлечь внимание монолитовцев.

— Поверь, они меня беспокоят меньше всего.

— Говорят, в Зоне самый опасный хищник — человек.

— Уж лучше сдохнуть от пули, чем угодить в лапы химеры или медленно угаснуть в холодных объятиях кровососа.

Я не мог не согласиться. Правда, и человек не одной пулей страшен. Вспомнились изувеченные тела солдатиков, уложенные в ряд во дворе грозненского госпиталя. Кастрированные, с вырванными ногтями и зубами, в рот каждого запихнут отрезанный член. Маски ужаса и боли навечно отпечатались на лицах пацанов. Они хотели, страстно желали смерти, но чичи тянули, как могли. Быстрая смерть — не в их извращенном вкусе. Впрочем, и наши бывало срывались, давали волю фантазии, но изголялись они над трупами. Как говорится, почувствуйте разницу.

— Падаль привлекает зверье, — продолжал Альт. — Много падали привлекает химер.

— Неужели они — не миф?

По приезду в часть в учебном классе мне показывали эскиз мутанта. Информации по химерам военным не доставало. О них узнали благодаря полковнику Дегтяреву. Одно свидетельство — это мало, поэтому многие сомневались в существовании химер, считали за сталкерскую байку.

— Я видел одну, — сказал Альт крайне серьезно, смотря вдаль, в прошлое. — Издали, да благославен будет Аллах. Если заметишь эту тварь, слейся с травой, землей — что там будет вокруг — и не шевелись, жди, пока химера уйдет. Вступать в бой не советую. Тварь хитра, что человек, сильна, как кровосос, быстра, как Тесла. Всегда нападает со спины, а пули ей, что пчелы.

Я слушал и не верил. Альт больно впечатлился Зоной, и здесь, явно, преувеличивал.

— Плохие разговоры мы затеяли на ночь глядя, — поежился Альт.

От солнца осталась лишь блеклая розовато-желтая полоска на краю неба. Холодало. Из коридора тянуло пугающей неизвестностью.

Альт поспешил забаррикадировать вход. Закончив, утер пот со лба и промолвил:

— Заболтал ты меня. В желудке эхо гуляет.

Псина тявкнула.

— Тоже голодная, — пояснил сталкер с усмешкой.

Пока они жевали, я читал псалмы. В голове вертелась одна строка: «Исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены».

Ночь провел беспокойно. Мерещились кровососы, химеры, глодающие скелет псы, хохочущий Альт в обнимку со скалящимся Магомаевым, парализованная мраморная Люда, плачущая дочь… И все на одном фоне: тихого, далекого зова. Он притягивал, как свет — коматозника. Наконец, я разогнал хороводящих вкруг меня мутантов и людей, вышел на длинную каменную лестницу. Каждый шаг приближал меня к двери, из-за которой вырывалось ослепительное сияние. Я поднимался на костылях, корчась от боли. Рухнул, костыли стукнули о ступени и исчезли в туманной пропасти. Я пополз, волоча за собой вывихнутую ногу. Над головой шипели пули. Позади ревел комбат, с флангов взрывались невидимые мины. Ползти становилось сложнее. Кожа ссыхалась, трескалась. С обеих сторон взметнулись языки пламени. Сквозь дрожащий воздух я потянулся к ручке двери. Кожа быстро покрывалась волдырями, но я открыл. Глаза затмил яркий свет. Властный голос отчетливо произнес: «Ты мой».

Я проснулся в холодном поту. Сжал крестик. От маленького кусочка серебра шло тепло, умиротворяющее, как чашка горячего шоколада у камина. Я вскочил на колени, зашипел от боли, совсем забыл, что резкость — мой враг на ближайший месяц. Перекрестился. Нашарил в темноте Псалтирь, подставил страницы под лунный свет и зашептал один из псалмов:

— Да постыдятся и посрамятся ищущие души моей; да обратятся назад и покроются бесчестием умышляющие мне зло.

Не помню, как и когда уснул, но глаза открыл, едва небо начало розоветь. Ночные кошмары, неизвестный опасный путь, который предстоял мне уже завтра, ввергли в отчаяние. Я ощутил острую необходимость выговориться, необходимость в чьей-либо поддержке, пусть и надуманной. Необходимость в молитве. Без всякой подсказки, без Псалтиря, без церковщины. Просто искренне обратиться к Богу. Как тогда, в ночь возвращения Машки домой.

Я встал на колени лицом к заре, склонил голову, зажал в ладонях крест, уперев костяшки больших пальцев в лоб, закрыл глаза и беззвучно, шевеля одними губами, зашептал. Таким и застал меня Альт.

— Э, друг, да ты никакой ни Череп, — поразился он, протирая сонные глаза, — ты — самый что ни на есть настоящий Поп.

Я не вздрогнул, не испугался, не смутился. Казалось, ни что не в силах было поколебать устоявшуюся внутри гармонию. Я поднял веки, плавно опустил руки, коротко кивнул сталкеру. Говорить не хотелось. Боялся, звук нарушит ту благостную атмосферу, что окутала меня.

Альт копался в рюкзаке и поглядывал на меня искоса. Достал обрубок колбасы с белым хлебом, мрачно сокрушился: