В разгар работ пришло известие из Турции о решительной победе Ислама Гирея в битве с Ахмедом Халебским и почти сразу же о скоропостижной смерти Мустафы Османа, последнего из великой династии. Конечно, ни в этот, ни в следующий год ожидать гиреевского нашествия не приходилось, раз Ахмед убежал и засел в Халебе. Но стало окончательно ясно, что большой войны с турками не избежать. Поэтому Аркадий пригласил к себе медленно выздоравливавшего в Азове от какой-то легочной или бронхиальной болезни Федоровича. Позвал к себе, а не пошел к бывшему кошевому атаману потому, что хотел поговорить об очень важных вещах. В своем доме он в отсутствии прослушивания был уверен, Трясило же жил в гостях, возможность там соблюсти тайну разговора была под вопросом. Аркадий уже успел приобрести положенную властному лицу параноидальность.
Сначала гостя торжественно накормили, предупрежденная заранее Мария расстаралась вовсю. Знакома она со знаменитым атаманом не была, он вынужденно эмигрировал на Дон еще во времена ее детства, однако наслушалась про его подвиги рассказов. Легендарный наказной атаман, продолживший терроризировать анатолийское побережье после смерти Сагайдачного, сумевший вывести запорожский табор, попавший под Каффой в, казалось бы, безнадежное положение, домой, через весь Крым, отбивая наскоки огромной орды, великую славу заслужил еще при жизни. Принимать его для нее было великой честью.
Знаменитый пират весьма благосклонно отнесся к хозяйке, посетовал, что по возрасту и болезням не может себе позволить съесть все, что так и просится в рот со стола. Несколько раз похвалил Марию и угощение, громко одобрил, обращаясь к Аркадию, его выбор жены. Хотя прекрасно знал, что выбор сделал совсем не Москаль-чародей. Хозяюшка мило краснела и явно была довольна такими словами, хотя не могла не понимать, что Трясило проявляет положенную шляхтичу вежливость.
Поев и пообщавшись на нейтральные темы, Федорович и Аркадий перешли в комнату, где попаданец привык вести самые важные переговоры. Сели за небольшой столик, на котором стоял кувшин с чем-то прохладительно-укрепляющим, на меду и травах. Смотрелся грозный прежде пират не блестяще. Болезнь постепенно отступала, кашлял он теперь редко и неглубоко, но выглядел глубоким, уставшим от жизни стариком.
Федорович тем временем поудобнее устроился в мягком, глубоком кресле, сделанном попаданцу по его указаниям.
– От знатное у тебя… и не знаю, как назвать. Троном неудобно, мы вроде не короли или господари… но сидеть очень удобно.
– Креслом в моем мире это называлось. Считай, что оно твое, обзаведешься домом в Азове или Чигирине – заберешь с собой. Да, собственно, тебе его сегодня вечером принесут.
– Азове или Чигирине?.. – Атаман привычно полез в карман, потом, видимо, вспомнив, что бросил курить, поморщился, но, к удивлению Аркадия, достал-таки из него кисет. Неспешно распустил завязку и вынул из кисета нечто странное, нанизанные на веревочку пластинки.
– Да, хватит тебе на отшибе, в Темрюке, сидеть. Эээ… а что это ты из кармана достал? – не выдержав, полюбопытствовал попаданец.
– Как что? Четки, ты ведь сам советовал обзавестись, вот из Свято-Печерского монастыря, там освященные, мне их и привезли. Оно, конечно, трубке плохая замена, но с молитвой Господу нашему, ты был прав, помогает. Что касается Чигирина… ты уверен, что Хмель мне обрадуется? Я ведь тоже кошевым на Сечи был, да не из последних, смею думать, меня и сейчас там многие помнят. А Богдан… кх-кх… понимаешь ли… дорвавшись до власти, никаких соперников рядом не потерпит.
Подивившись виду четок – не доводилось ему ничего подобного раньше видеть, Аркадий благоразумно решил сосредоточиться на том, ради чего собеседника в гости приглашал:
– А ты что, всерьез хочешь с ним за место кошевого атамана побороться?
Тарас коротко, но пристально глянул на хозяина дома, хотя глаза у него с возрастом несколько выцвели, взгляд получился твердым и острым. Будто что-то пробуя, кинжалом легко ткнул:
– Нет, не буду. Стар я уже с таким молодцем бороться. Положим, его-то я одолеть мог бы и в ныне, но держать в узде сечевиков… нет, сил не хватит.