Есенин, его жёны и одалиски

«Галя милая!

Я очень-очень извиняюсь что уехал, не простясь с Вами.

Галя милая! Я очень люблю Вас и очень дорожу Вами. Дорожу Вами очень, поэтому не поймите отъезд мой как что-нибудь направленное в сторону друзей от безразличия. Галя милая! Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного. Сейчас я решил остаться жить в Питере.

Если у вас будет время, то приезжайте и привезите мне большой чемодан или пошлите с ним Приблудного и Риту.

Привет Вам и любовь моя!

Правда, это гораздо лучше и больше, чем я чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя. Жду от Вас письма и приезда, и всего прочего.

Любящий Вас

Сергей Есенин».

Конечно, Галина Артуровна могла бы спросить любящего Серёжу, что же после больницы он ни разу не заглянул в Брюсовский? На это Есенин прямо заявил в письме, что его любовь не то, что ждёт каждая женщина. Галя и без этого настолько ему близка, что и выразить нельзя. Ну и на этом спасибо, только и могла сказать несчастная женщина, уже понявшая, что подлинной любви со стороны Есенина не будет. Но это ни на йоту не уменьшило её заботу о поэте. В апреле только о сундуке Сергея Александровича она направила ему три отчёта:

«Не сердитесь за небрежность этого письма – через полчаса придет Рита[99]

, мы едем на вокзал отправлять Ваш сундук. Едет знакомый Жени, мы сдадим по его билету в багаж. Вам перешлём квитанцию и ключи. Вы его (сундук) получите, высылаем с поездом, выходящим из Москвы в 00 ч. 30 м. 27 апреля.

Посылаю вещей немного. Что не хватает – купите. Да, в крахмальном воротничке две запонки для манжет – не забудьте.

Чёрт бы побрал этот сундук, вся Москва любовалась на нас (меня и Риту), важно восседавших на сундуке. Ну, целую Вас».

6 апреля Бениславская сообщила Есенину о закрытии кафе «Стойло Пегаса» – прогорели. Это сразу подорвало бюджет «семьи», и 28-го она писала любимому: «Денег у меня не осталось совсем. Если у Вас будут – пришлите, надо за чистку костюмов 7 червонцев, за носки 1½ черв. И за разбитое стекло 2½. Вот: всего 11 червонцев».

Но главной заботой Галины Артуровны было отвратить Есенина от пьянства, чем он довёл её до крайности:

«Милый, хороший Сергей Александрович, хоть немного пожалейте себя, – умоляла она сожителя. – Вы сейчас какой-то не настоящий, Вы всё время отсутствуете. И не думайте, что это так должно быть. Вы весь ушли в себя, всё время переворачиваете свою душу, свои переживания, ощущения; других людей Вы видите постольку, поскольку находите в них отзвук вот этому копанию в себе.

У Вас всякое ощущение людей притупилось, сосредоточьтесь на этом. Пример – я сама. Вы ко мне хорошо относитесь, мне верите. Но хоть одним глазом Вы попробовали взглянуть на меня?

Вы по жизни идёте рассеянно, никого и ничего не видя[100]. С этим Вы не выберетесь из того состояния, в котором Вы сейчас…»

Но Есенин ни к чьим советам не прислушивался и свой визит в Ленинград начал с пьяного скандала.

– Не успел он сойти с Октябрьского вокзала, – вспоминал Л. Клейнборт, – как рассказывали уже про дебош, который он устроил в квартире Ходотова. Сидя рядом с артисткой, он, уже во хмелю, сказал ей из ряда выходящую сальность. Кто-то закатил ему пощёчину. Есенин, понятно, ответил, и началась драка. Но не так-то легко было с ним справиться. К тому же и гости Ходотова снисходили к нему… Наконец, улучив момент, он содрал скатерть со стола, перебив всё, что стояло на нём.

Следующий инцидент произошёл в одном из притонов города.

– Здесь уже с ним не церемонились, – отмечал тот же Клейнборт. – Избив до потери сознания, его сбросили со второго этажа вниз. Быть может, и прикончили бы, если бы кто-то не опознал его в лицо.

Актёр В.С. Чернявский вспоминал о Есенине этого времени как о человеке, терзаемом противоречиями тогдашней жизни:

«Он вдруг пришёл в страшное, особенное волнение:

– Не могу я, ну как ты не понимаешь, не могу я не пить. Если бы не пил, разве мог бы я пережить всё это, всё…

Чем больше он пил, тем чернее и горше говорил о современности, о том, “что они делают”, о том, что его “обманули”.