Есенина как человека нужно всё-таки бежать, потому что это уже нечто окончательно и бесповоротно погибшее, – не в моральном смысле, а вообще в человеческом. Потому что уже продана душа чёрту, уже за талант отдан человек, – это как страшный нарост, нарыв, который всё сглодал и всё загубил. Сергей Есенин – талантище необъятный, песенная стихия, – но он так бесконечно ограничен».
Ленинградская подруга Софьи Андреевны верно поставила «диагноз» на человечность Есенина. Действительно, он полностью замкнулся на поэзии, и до всего остального ему и дела не было. А это привело к беспредельному эгоизму и представлению о себе как о центре вселенной, вокруг которого должны крутиться все обойдённые талантом и млеть от счастья, созерцая пророка Есенина.
7 июня Есенин уехал в Константиново на свадьбу двоюродного брата А.Ф. Ерёмина. В числе друзей прихватил с собой Бениславскую. Всласть почудив пару дней, вернулся в Москву. Сельчане и родители поэта были ошарашены его поведением. Ещё бы! Таким его видели здесь впервые. Но для нас важен в этом эпизоде другой нюанс: то, что Сергей Александрович явился в пенаты с Галиной Артуровной. Значит, на тот момент ещё колебался в своём решении расстаться с ней; не было у него уверенности в отношении Толстой.
«Ты должен дать мне совет».
О последнем убедительно свидетельствует разговор, который состоялся у Есенина с Р. Ивневым, встреченным им на Тверском бульваре. Вот как записал эту беседу на бумаге один из старейших приятелей поэта:«С таинственным видом он отвёл меня в сторону, выбрал свободную скамейку на боковой аллее и, усадив рядом с собой, сказал:
– Ты должен мне дать один совет, очень… очень важный для меня.
– Ты же никогда ничьих советов не слушаешь и не исполняешь!
– А твой послушаю. Понимаешь, всё это так важно. А ты сможешь мне правильно ответить. Тебе я доверяю.
Я прекрасно понимал, что если Есенин на этот раз не шутит, то, во всяком случае, это полушутка… Есенин чувствовал, что я не принимаю всерьёз его таинственность, но ему страшно хотелось, чтобы я отнёсся серьёзно к его просьбе – дать ему совет.
– Ну, хорошо, говори, обещаю дать тебе совет.
– Видишь ли, – начал издалека Есенин. – В жизни каждого человека бывает момент, когда он решается на… как бы это сказать, ну, на один шаг, имеющий самое большое значение в жизни. И вот сейчас у меня… такой момент. Ты знаешь, что с Айседорой я разошёлся. Знаю, что в душе осуждаешь меня, считаешь, что во всём я виноват, а не она.
– Я ничего не считаю и никогда не вмешиваюсь в семейные дела друзей.
– Ну хорошо, хорошо, не буду. Не в этом главное.
– А в чём?
– В том, что я решил жениться. И вот ты должен дать мне совет, на ком.
– Это похоже на анекдот.
– Нет, нет, ты подожди. Я же не досказал. Я же не дурачок, чтобы просить тебя найти мне невесту. Невест я уже нашёл.
– Сразу несколько?
– Нет, двух. И вот из этих двух ты должен выбрать одну.
– Милый мой, это опять-таки похоже на анекдот.
– Совсем не похоже… – рассердился или сделал вид, что сердится, Есенин. – Скажи откровенно, что звучит лучше: Есенин и Толстая или Есенин и Шаляпина?
– Я тебя не понимаю.
– Сейчас поймёшь. Я познакомился с внучкой Льва Толстого и с племянницей Шаляпина. Обе, мне кажется, согласятся, если я сделаю предложение, и я хочу от тебя услышать совет, на которой из них мне остановить выбор?
– А тебе разве всё равно, на какой? – спросил я с деланым удивлением, понимая, что это шутка.
– Дело не в том, всё равно или не всё равно… Главное в том, что я хочу знать, какое имя звучит более громко.
– В таком случае я должен тебе сказать вполне откровенно, что оба имени звучат громко.
Есенин засмеялся:
– Не могу же я жениться на двух именах!
– Не можешь.
– Тогда как же мне быть?
– Не жениться совсем.
– Нет, я должен жениться.
– Тогда сам выбирай.
– А ты не хочешь?
– Не не хочу, а не могу. Я сказал своё мнение: оба имени звучат громко.
Есенин с досадой махнул рукой. А через несколько секунд он расхохотался и сказал:
– Тебя никак не проведёшь! – И после паузы добавил: – Вот что, Рюрик. Я женюсь на Софье Андреевне Толстой».
Конечно, Сергей Александрович разыгрывал Ивнева: его отношения с Ириной Шаляпиной были уже в прошлом. Развивались они бурно и драматично. Есенин написал Шаляпиной двадцать писем (ни одной женщине он столько не писал), которые она уничтожила.
Словом, ни о какой любви Сергея Александровича к Толстой не может быть и речи. В его взбалмошном поведении просматривается только одна логическая мысль: присоединить к своей личной известности хотя бы тень славы титана русской литературы. Действительно, не мог же Есенин жениться на «какой-то» Бениславской!
Поэт жаждал славы (только известность его не удовлетворяла), и не когда-нибудь, а здесь и сейчас. Словом, любым путём. Эту пагубную наклонность всё принести в жертву славе довольно рано отметил А.Б. Мариенгоф. В 1919 году он и Есенин увидели на Кузнецком мосту Шаляпина, который возвышался над толпой, окружавшей его, как монумент самому себе. Анатолий Борисович вспоминал: