Есенин в быту

Со второй женщиной, З. Н. Райх, Сергей Александрович состоял в браке четыре года, но вместе с ней оставался не более одного; затем были редкие встречи. И тем не менее Зинаида Николаевна тоже любила Есенина до конца своей жизни (возможно, и потеряла её из-за нежелательных для власти разговоров о бывшем муже).

Райх, женщина волевая, неплохо устроила свою жизнь: с триумфом выступала в театре Вс. Мейерхольда, пользовалась успехом у мужчин и не знала материальных трудностей. Словом, могла бы забыть о бывшем супруге. Но нет, выкинуть его из своей памяти не сумела. На похоронах поэта была в невменяемом состоянии и прилюдно кричала: «Прощай, моя сказка». То есть, несмотря на отвратное отношение к ней Есенина, сердцем чувствовала, что он другой, не такой как в буднях дней и лет, и достоин всепрощения за несложившуюся жизнь.

Третьей женой Сергея Александровича была Айседора Дункан, американская танцовщица с мировым именем. В первый же день знакомства с поэтом она определила две его ипостаси: гений и чёрт. Гений в поэзии, чёрт в реальной жизни, в быту. Есенин превратил артистку в рабу. На возмущённые вопросы друзей, почему она позволяет «этому парню» так обращаться с ней, Дункан беспомощно повторяла: «Это за гранью понимания!»

Поэт буквально разорил состоятельную женщину. Расплачиваясь за его буйства в отелях Европы, Дункан продала два дома – в Берлине и под Парижем, сдала в аренду третий; продала несколько картин старых мастеров и трёхметровый шлейф из красного бархата с золотым шитьём и драгоценными камнями от парадного платья русской царицы. При этом Дункан всячески защищала Есенина от нападок прессы.

Вот её телеграмма в парижскую газету в траурные дни прощания с Сергеем Александровичем:

«Трагическая смерть Есенина причинила мне глубочайшую боль. У него была молодость, красота, гениальность. Неудовлетворённый всеми этими дарами, его отважный дух искал невозможного. Его дух будет вечно жить в душе русского народа и в душе всех любящих поэзию.

Протестую против легкомысленных высказываний, опубликованных американской прессой в Париже. Между Есениным и мною никогда не было ссор, и мы никогда не были разведены. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием. И теперь думаю только об одном – как последовать его примеру».

Получив из Москвы извещение о том, что, как официальная вдова Есенина, она наследует гонорары за все его стихи, Айседора отказалась от денег в пользу родителей и сестёр поэта, хотя могла этим спасти от продажи свой дом в Нюйи.

14 сентября 1927 года Дункан погибла. В этот день она выступала в Ницце. После шумного успеха хотела проехать по городу. Но путь к автомобилю преградил молодой репортёр.

– Всего лишь один вопрос: вы считаете себя счастливой женщиной?

Дункан остановилась в растерянности и потупила взор.

– Хорошо, – решил помочь ей репортёр, – тогда назовите самую, на ваш взгляд, счастливую пору…

Не дав спрашивающему закончить фразу, Айседора выдохнула:

– Конечно Россия, конечно Есенин!

Это были последние слова в её жизни.

С. А. Толстая, четвёртая жена поэта, при размолвке с ним, хотела покончить с собой. Спас Софью Андреевну преждевременный выход Сергея Александровича из больницы. Толстая собрала его архив и содействовала созданию первого музея Есенина, то есть сберегла главное, в чём материально выражалась душа поэта.

Единственной женщиной, которая осудила Есенина, была Г. А. Бениславская, его нянька, секретарь и мамка. 16 ноября 1925 года Галина Артуровна писала в дневнике: «Трезвый он не заходит, забывает. Напьётся – сейчас же… С ночёвкой. В чём дело? Или у пьяного прорывается? Или ему хочется видеть меня, а трезвому не хватает смелости? Или оттого, что Толстая противна, у пьяного нет сил ехать к ней, а ночевать где-нибудь надо? Вернее всего, даже не задумывался над этим. Не хочется к Толстой, ну а сюда просто, как домой; привык, что не ругаю пьяного. Была бы комната, поехал бы туда. А о том, чтобы считаться со мной, – он просто не задумывался.

С главным капиталом – с моей беззаветностью, с моим бескорыстием – я оказалась банкротом. Я думала, что он может дать радость. Оказалось, лишь сожаление о напрасно растраченных силах и сознание, что это никому не нужно было. Я думала, ему, правда, нужен настоящий друг, человек, а не собутыльник. Человек, который для себя ничего не должен требовать (в материальном плане, конечно). Думала, что Сергей умеет ценить и дорожить этим. И никогда не предполагала, что благодаря этому Сергей перестанет считаться со мной и ноги на стол положит. Думала, для него есть вещи ценнее ночлега, вина и гонорара.

Главное было в нём как в личности – я думала, что он хороший (в моём понимании этого слова). Но жизнь показала, что ни одного „за“ нет и, наоборот, тысячи „против“ этого. Иногда я думаю, что он мещанин и карьерист. Строил себе красивую „фигуру“ (по Пушкину), и всё вышло так убийственно некрасиво – хулиганство и озорство вылились в безобразные, скотские скандалы, за которыми следует трусливое ходатайство о заступничестве».