Ещё один плод познания. Часть 2 (СИ)

Окончив школу, он поехал туда на два месяца - ему хотелось побывать в краях, где прошла часть детства. Там были родственники, у которых он и гостил... Более десяти лет минуло, но до странности узнаваемо было всё вокруг, и язык, давно переставший быть одним из двух родных, но всё же не забытый, быстро ожил в устах. И буквы припоминались - он ведь уже учил их когда-то, а теперь по самоучителю, вооружённый взрослым уже навыком чтения, пусть и на ином языке, без труда освоился с ними... Он побывал и около бывшего своего дома... и у смежного, где когда-то вечером сияли башенки из флакончиков, а под утро - убивали... Он не столько ездил, сколько бродил по улицам, его больше интересовали не достопримечательности, а люди... и то, из чего складывалась их повседневность. И всё-таки случались поездки, - автобусами, поездами, - и перед глазами было каждый раз множество солдат, при оружии и без... и девушки в военной форме... Солдаты часто были усталые, иной раз задрёмывали, привалившись к поручню или окошку... Они были чуть старше его, почти восемнадцатилетнего... Мишель, глядя на них, думал о том, что некоторые из них едут оттуда - или туда, - где гремят выстрелы и взрывы, где кого-то надо поддержать огневой очередью, а кого-то - вытаскивать и нести на себе... И что иные из них, быть может, уже защитили чьих-то детей... И ещё он вспоминал свои мечты о том, как защитил бы Ноэми, уничтожив тех навечно проклятых, не дав им достигнуть её дома... То были лишь мечты - её он не мог бы спасти, человек не решает, когда ему родиться. Но теперь он вырос, он - юный, сильный, - уже сумел спасти жизнь товарищу; и он ощущал себя одним из тех, кого - так это прозвучало в сознании, - может не хватить где-то в момент, когда надо прийти на выручку. "И не должен ли я сделать всё от меня зависящее, чтобы иметь возможность в такие моменты - быть там?.. И чтобы, может быть, сберечь чьи-то жизни - может быть, жизни малышей, таких же, как... до чего же страшно думать, что именно я для этого мог бы понадобиться, но меня там не будет, я уеду... Эти ребята, что в форме, они будут там, а я - нет..."

Он чувствовал: нечто властно обязывающее ложится ему на душу. И - решился на то, что было доступно ему благодаря двойному гражданству, сохранённому и продлеваемому его родителями. Он решил, что отслужит в армии именно этой страны. Улетел на три месяца, выдержал непростые разговоры с отцом и матерью, очень боявшимися этого шага. "Мы уехали когда-то, - сказала мама, - травмированные той трагедией, рубцы от которой и у тебя никогда не исцелятся. Можешь называть это бегством, но если мы боялись, то прежде всего не за себя - за вас, за детей... А теперь ты сам ищешь той же самой опасности; но неужели ты не понимаешь, чем будет для нас... Боже, что я несу... но ведь ты бесконечно нужен нам... подумай об этом!.." Мишель растерянно молчал где-то полминуты, но затем его осенило. "Мама, тогда, на реке, я тоже был бесконечно нужен вам всем - и знал это. Но можно ли было не прыгнуть, чтобы... - он не договорил, осёкся... - И те ребята, которых я видел ТАМ, - и они бесконечно нужны своим близким". Он опять неожиданно запнулся - будто нырнул куда-то на миг, но почти мгновенно выплыл, - и продолжал: "Это - не та же самая опасность, мама... Я вырос, не стал беззащитной жертвой... теперь я взрослый и сильный, - но ведь я обязан этим в том числе и солдатам, убившим в ТО утро террористов... а они тоже рисковали, и у них тоже были семьи... Но если бы они жили ТОЛЬКО для своих семей, мы все были бы сейчас мертвы..." "Знаешь, - сказал вдруг отец, - наверное, именно этот случай с Жюлем побуждает тебя... Ты преодолел некую высоту - и уже не можешь, уже никогда не сможешь опустить планку. Знаешь, - повторил он, - я очень боюсь, конечно, этого твоего решения, но - полностью понимаю тебя". Сказав это, он обнял маму за плечи, и она безвольно - но тоже, Мишелю показалось, понимающе, - развела руками...

Сейчас журналист Мишель Рамбо, поигрывая серебристой ложечкой, унизанной чёрными чаинками, внезапно вздрогнул... Да, так сказал тогда отец, и то же самое, по сути дела, сказала сегодня эта женщина, Натали, психолог-аналитик, что была вместе с комиссаром... Из ферзей не возвращаются в пешки! Это приложимо и к его собственной жизненной стезе: на той речке он, смертельно рискнувший, спасая товарища, преодолел высоту, стал "ферзём", и именно это диктовало ему, внушало ему тогда - ты должен быть там, где нехватка сильной фигуры может стать гибельной для кого-то...