Еще один шанс

— Вы утверждаете, что не знали о готовящемся взрыве?

— Утверждаю, — подтвердила я. — А почему вы решили, что я могла это знать?

— Мощность взрыва была такой, что между ним и обрушением всего здания должно было пройти меньше десятка секунд. У вас просто не было времени, чтобы сориентироваться и остановить разрушение прежде, чем здание рухнет.

Он смотрел на меня внимательно, и его тяжелый взгляд буквально давил, требуя признания вины.

Но я по-прежнему невиновна.

По крайней мере, по этому делу.

— Я была под заклинанием усиления. Оно повышает скорость реакции, — пояснила я.

— И его использование вами никак не связано со взрывом? — усомнился он.

— Никак. Накануне я работала с артефактами, и оно мне потребовалось для работы.

— Какие артефакты?

— Это не имеет отношения к делу. Я делала их на заказ для семьи Малор. У меня с ними договор.

Даинер снова кивнул:

— У вас есть предположения, кто мог организовать взрыв?

— Нет, — не слишком уверенно ответила я.

Видимо, он почувствовал мою неуверенность, потому что вдруг прищурился и потребовал:

— Правду!

— Мне самой оно кажется не слишком правдоподобным, — невольно начала я оправдываться. — Вы ведь слышали об арестах в Аберане?

— Да.

— Преступники угрожали мне. Заявляли, что меня убьют их покровители. Но мне кажется, что никто не стал бы из-за мести одному человеку убивать столько невинных.

— Кто эти покровители, еще не известно?

— Мне никто ничего не говорил, — призналась я.

— Итак, к организации взрыва вы отношения не имеете, о том, что он произойдет, заранее осведомлены не были. Верно?

— Да.

— Что-то подозрительное видели? Накануне или за несколько дней до?

— Подозрительное? — переспросила я недоуменно.

— Каких-то неизвестных личностей с подозрительным поведением? — уточнил он.

Я подумала о принце Адриане. Чем не подозрительный тип?

Тем, что он принц и пришел навестить меня. И зачем ему взрывать школу?

Нет, Адриан тут точно не при чем.

— Я не заметила никого подозрительного. Но я не слишком наблюдательная, — призналась я.

Какое-то время он сверлил меня взглядом, словно пытаясь прочесть мои мысли.

А затем вдруг спросил:

— Могу я задать вам несколько вопросов о падении самолета несколько недель назад?

— А вам зачем? — я удивилась.

— Я расследую то дело.

— Расследуете? Разве это не был несчастный случай?

— Это совершенно точно не был несчастный случай, — нахмурился Даинер. — Самолет попал в грозу, с которой должен был разминуться согласно всем расчетам. Маршрут проверялся и перепроверялся согласно регламенту, а после — в рамках расследования. Самолет не должен был встретиться с грозой. Вы можете рассказать, как это произошло?

— Боюсь, что нет. Я не знаю, что происходило на борту самолета до его падения. Этот вопрос вам лучше задать Боуеру.

— Его мы уже опросили, — заявил он. — Еще в начале расследования.

Странно, что Боуер мне об этом не рассказывал. Впрочем, в то время мы только начали общаться.

Надо будет поинтересоваться у него, что же все-таки произошло на борту.

— А почему вы меня еще в начале расследования не опросили? — поинтересовалась я.

— Нам не дали такой возможности. Ваша семья воспротивилась нашему вмешательству, поскольку оно могло быть травмирующим.

Я слушала его с удивлением. А что, так можно — запретить следствию опрашивать свидетелей? Хотя тогда, конечно, только следователя мне и не хватало.

— Что ж, я все равно не смогла бы вам помочь, — я пожала плечами.

— Еще один вопрос. Почему вы не знаете, что происходило в самолете?

— Я не помню, — ответила я привычно. — Ничего из того, что было до падения самолета. У меня амнезия.

— Вы лжете, — безапелляционно заявил следователь.

— С чего вы взяли? — даже оскорбилась я.

Нет, я, конечно, лгала, но только об амнезии. Так-то я действительно не знала, что там с самолетом происходило.

— Мой семейный дар — отличать правду от лжи. Я всегда знаю, когда мне лгут.

— Весьма удобно, для вашей работы. А заставлять людей говорить правду вы не умеете? — поинтересовалась я, чтобы потянуть время и немножечко прийти в себя от неожиданной новости.

Вот это подстава подстав. Ходячий детектор лжи! А мне ведь есть что скрывать.

Хотя, с другой стороны…

Зачем скрывать? Лишить меня наследства вряд ли смогут, генетически я продолжатель рода. Запереть в сумасшедший дом? Так я психически здорова. В тюрьму? Но я не виновата в смерти Риссы.

Могут усыпить, конечно, но для этого тоже нужны причины. Женщины этого мира отнюдь не бесправны, и им подобный прецедент вряд ли понравится. Ведь усыпление — это вынужденная мера при чрезвычайных обстоятельствах.

Мне, безусловно, удобнее оставить все как есть, но, если правда вылезет наружу, мне в принципе ничего не грозит. Разве что осуждение общества, но меня это совершенно не пугает.

— Магически — нет, — ответил Даинер. — Но есть множество способов выяснить правду даже не прибегая к магии. Не хотите ли объяснить, каким образом вы говорите правду, утверждая, что не знаете, что происходило на самолете до падения, и лжете, утверждая, что не помните того же?

— Это же очевидно, — заметила я. — Просто меня на самолете не было.

— И где же вы были?