Еще один шанс

— Цыц, курица, — недовольно воскликнул один из слушателей. Он раздраженно расправил широкие плечи, дернул щекой и хлопнул себя по коленям. — Гришка, морда бесовская, ты ври, ври — да не завирайся. Не морочь душу своими россказнями. Не было позавчерась такого сильного ветра, чтоб деревья падали. Да и волков, в тутошних местах не видели уже лет пять. Ушли серые из наших лесов.

— Тут, в Васильково могет быть и не было, — юродивый хищно оскалился гнилыми зубами. Глаза его сверкнули «недобрым огнем». Лицо помрачнело. Он прищурился, запоминая очертания обидчика. — А у Черного болота всё было: и ветер, и вой, и деревья как прутья ломало… Вот, вам, знамение и истинный крест. — Рассказчик несколько раз перекрестился. А затем, вновь криво изогнувшись, продолжил рассказ. — И вдруг, откуда не возьмись подле нас появились, проклятые тати Ваньки Разбойника.

— Вот опять, брешешь, — все тот же мужик недоверчиво затряс большой смоляной бородой. Облокотился локтями о дубовый стол. — Как сивый мерин брешешь, рас тудыть твою за ногу через половник сверху вниз! Ведь сие грех! Всем известно, сгинул Ванька со своими лихими робятами. Даже тел не нашли.

Юродивый вдруг перестал трястись и резко выпрямился. Глаза его остекленели. Дергающиеся движения прекратились. Он медленно как робот опустил руки, встал со стула, отошел на шаг назад и повернув рябое лицо с чахоточными пятнами на впалых щеках посмотрел на ворчуна. Не мигая осоловевшими от ужаса глазами «мертвяк» начал вещать могильным голосом.

— Всем известно, продал Иван свою душу дьяволу. Стал душегуб бесплотным рабом проклятой дороги и Черного болота. Собирает Ванька за искупление невинные души проезжих. Не берут теперь его разбойную ватажку ни ножи булатные, ни пули шальные. Отскакивают они от них как горох от стенки. Нет спасения от него на лесной дороге — нет.

Люди оторопело начали отодвигаться от юродивого. Стали испуганно оборачиваться по сторонам. Накладывать истинные кресты. Шептать молитвы. Якобс Элисон не удержавшись, тоже «втихушку» перекрестился.

Гришка медленно, «как в замедленном кино», поднял руки, прищурился и резко дернул себя за волосы. После чего ожил, и снова дергаясь из стороны в сторону, продолжил рассказ.

— Душегубы тенями окружили нас. Нам бы бежать, спасать свои души… Ан нет! Колдовство поганое опутало, обездвижило всех. Ни дыхнуть, не моргнуть не могем. Понял я — дело гиблое. Дело гиблое — дело страшное! Ну, думаю, смертушка моя пришла. Начал шептать молитву. Сотворил знамение крестное. И тут осенила меня благодать! Поднял я платок случайно со снега «ранжевый». Вот, этот! — Гришка осторожно достал из-за пазухи грязный оранжевый платок и показал его всем присутствующим. Тут закричали демоны проклятые страшными голосами, заныли и заухали твари бесовские. Стало их ломать и плющить. Свет от них пошел яркий — яркий, аж глазам больно до слез! И тут же ироды растворились как туман в ночи. Ветер стих, волчий вой прекратился, а мы быстро миновали то место. Теперь я этот платок возле сердца ношу. В жизни с ним не расстанусь. Ни за какие деньги не продам…

— А вот, вам православные ещё один правдивый рассказ про Ваньку Разбойника и обоз из Таганово… — косоглазый вещун поднес платок к лицу и вытер слюни обильно хлеставшие во время предыдущего «правдивого рассказа».

Иноземцы не дослушав бредней юродивого вышли из харчевни и подошли к карете. Пора было отправляться в дорогу. Застоявшиеся лошади «играли» и, широко раздувая ноздри, жадно нюхали свежий морозный воздух. Недалеко от харчевни подозрительно толпились бородатые мужики в длиннополых кафтанах. Одни выпрягали, другие запрягали низкорослых лошадей, увязывали поплотней возы с различным товаром, набивали рогожные кошели сеном и поили коней из деревянных ведер. На снегу, под окнами небольшой стайкой копошились снегири.

Кровожадное русское солнце лежало в сугробах, наполовину зарывшись в холодный снег, и нежилось в этом снегу, как в пуху. Его косые лучи, словно из чистого золота сверкали от инея осевшего на ветвях деревьев, разлетались в мелкие брызги, искристой пылью оседали на снег.

— Этс импосибл, тчет!!! — Якобс Элисон до сих пор не мог успокоиться от переживаний вызванных необычной историей. Он затравленно оглянулся и взволновано махнул рукой, отпугивая птиц.

— Сорри, Мэтс! — запуганный шотландец обратился к попутчику. Что, Вы думаете про эти бредовые крестьянские россказни? Это может быть правдой? — По его спине бежал неприятный холодок предчувствия чего-то нехорошего. Он поёжился сел в повозку и начал кутать ноги в теплое одеяло.

— Делать мне нечего как слушать глупые сказки пьяного, северного дикаря, — на лице Арчибальда отразилась брезгливая гримаса. Он «бесстрашно» посмотрел в глаза попутчику, после чего прикусил губу и неуверенно поправил шпагу на поясе.

К карете подошел неизвестный с оранжевой повязкой на рукаве. Он начал разговаривать о чем-то с извозчикам, постоянно показывая рукой на дорогу.