Эшелоны идут под откос

Щедров не слышал и не читал этих его слов, но он знает по сообщениям газет и радио о зверском истреблении советских людей с самого первого дня вступления гитлеровских войск на землю его Родины.

Ох, нелегко будет выстоять против такого врага! Нелегко!..

Невеселые эти мысли Щедрова прерывает нарастающий шум авиационных моторов. Неужели снова налет, как в прошлую ночь? Нет, звук вроде не тот… Похоже, что это наши летят бомбить скопление немецких войск на какой-нибудь переправе. Да, наши, конечно, раз не стреляют зенитки. А Дмитрий струхнул, наверное. Нужно пойти к нему и успокоить, хотя он парень не из робких.

…Встревоженный приближающимися к станции самолетами, Дмитрий задирает голову в беспросветно темное небо. Но внимание его отвлекает шум гравия под ногами спрыгнувшего с тормозной площадки вагона человека. Не сомневаясь, что это Михаил Миронович, он негромко окликает его:

— Дядя Миша?

Молчание.

— Стой, кто идет? — уже громко, по-военному произносит Дмитрий.

— Это я, Волков, — отзывается, наконец, знакомый голос.

— Федор Иванович?

— Так точно, — тоже по-военному отвечает техник паровозного депо Волков.

— А я думал, Михаил Миронович, — говорит ему Дмитрий. — Мы с ним тут вместе дежурим. Вы тоже, может быть?..

— Нет, я сегодня в ночной смене. А где товарищ Щедров? Он очень мне нужен…

— Я тут, товарищ Волков, — неожиданно отзывается из темноты Михаил Миронович. — Чем могу служить?

— Понимаете, какая штука, товарищ Щедров, — уже шепотом произносит Волков. — Мне только что… А может быть, мы лучше к вам, и я вам там?..

— Я тут дежурю, товарищ Волков, и не могу отлучиться, — строго прерывает его Щедров. — Говорите здесь, а если вас Дмитрий смущает…

— Нет-нет, товарищ майор! Дело не в Дмитрии. Боюсь, как бы нас кто посторонний не подслушал.

— Да кто же тут станет подслушивать? — удивляется Михаил Миронович. — Давайте тогда в вагон…

Щедров берется за металлическую скобу двери, слегка откатывает ее и помогает Волкову влезть в вагон.

Поднявшись следом за ним с помощью Дмитрия, Михаил Миронович спрашивает:

— Так что же вы хотели мне сообщить?

Над станцией все еще слышится гул самолетов.

— А они не начнут бомбить? — тревожится Волков, прислушиваясь к шуму авиационных моторов.

— Не начнут, — успокаивает его Щедров. — Это наши.

— Наши?.. Тогда я ничего не понимаю…

— Я пока тоже, — усмехается Михаил Миронович.

— Сейчас все объясню, — заметно волнуется Волков. — Я сегодня в ночной смене. Шел из конторы в депо. Минут десять назад это было, еще до того, как стал слышен шум самолетов. Иду, вдруг меня окликнул кто-то. А когда я отозвался, тот же голос, но уже по-немецки… Вы ведь знаете, наверное, товарищ майор, что я немец?..

— Да, знаю.

— Так вот, окликает меня и шепчет: «Слушай, Вольф, надеюсь, ты не забыл еще свой родной язык и свою немецкую родину?» А я от неожиданности не то что по-немецки, но и по-русски слова не вымолвлю. Наша фамилия действительно ведь была Вольф, это отец решил переменить ее на Волкова. А неизвестный уже сует мне в руки ракетный пистолет и ракеты. Заберите их, пожалуйста, товарищ майор. Специально разыскивал вас для этого…

— А диверсанта вы, значит, не попытались даже задержать?

— Струсил я, товарищ майор… Он ведь мне пригрозил: «Посмей только пикнуть или доложить советским чекистам! Мы надеемся на твое благоразумие и немецкий патриотизм. А задание тебе пока такое: пустить две ракеты в сторону паровозного депо, как только наши самолеты будут над Вязами».

— И вы дали ему уйти?

— Так ведь я безоружный, а у него, наверное…

— Ох, Волков, — вздыхает Михаил Миронович, — не знаю, остался ли у вас немецкий патриотизм, но и советского, видно, немного.

— Зачем же было мне тогда признаваться вам? Я бы выбросил ракетницу вместе с ракетами, и никто бы не узнал о моем разговоре с этим типом. А я ведь…

— Ну ладно, разберемся.

— Надо бы поскорее станцию оцепить, товарищ майор, может быть, он еще не ушел…

— А чего ему тут ждать? Он ведь не сомневается, наверное, что вы его приказ выполните с чисто немецкой точностью.

— Да, знаете, мне тоже показалось, что он в этом не сомневался, — соглашается с ним Волков. — И откуда такая уверенность, что все немцы, где бы они ни находились, чьими бы подданными ни были, непременно верны своему фатерланду?

— В этом их могло убедить поведение фольксдойчей, стрелявших в польских офицеров и солдат, как только гитлеровские войска пересекли польскую границу. Почти то же самое было в Дании и других странах. Националистические лиги немцев имелись ведь задолго до войны во всех государствах Европы. Но не в Советском Союзе! — горячо восклицает Волков. — Нет у нас и быть не может «пятой колонны»!

— В том смысле, как это было в Мадриде или в Польше, Дании и Голландии, у нас действительно нет, — соглашается Щедров. — Ну а что же еще поручила вам эта таинственная личность?