Эскортница

Это уже не смешно. Я похож на мальчика, что будет бегать по этажам? Раздражение волнами накатывает. Поймаю — прибью.

Действительно ускоряю шаг. Студенты разошлись по кабинетам, занятия во всю идут, поэтому затеряться в потоке у Алины не выходит.

— Алина! — окликаю. — Подождите.

В конце коридора она резко сворачивает влево и исчезает. Там, конечно, не тайная комната.

Что ж, надеюсь, при необходимости Борисов отмажет. Я толкаю дверь и захожу в женский туалет.

Умывальники. Напротив ряд кабинок с закрытыми дверцами. На всякий случай подхожу к окну и бросаю взгляд вниз — не сиганула, слава богу.

— Алина, я знаю, что ты здесь. Поговорить нужно.

Тишина. Сколько ей там? Девятнадцать или семь?

— Кто не спрятался, я не виноват. — Дергаю одну дверцу. Потом вторую.

— Писать хочу. Выйди, пожалуйста, — раздается нервный напуганный голос.

И все равно даже такой он ласкает уши.

Я улыбаюсь. Соскучился по своей мелкой шлюхе. Проверяю остальные кабинки, дабы убедиться, что нас не подслушивают.

— Писай и выходи. Я подожду.

— Я стесняюсь. Это дамская комната! Да что ты себе позволяешь, Истомин?! Я буду жаловаться!

— Что я подкараулил тебя в туалете? — усмехаюсь. — Тебе не поверят. Давай уже делай свои дела, я терпеливо жду, когда зажурчит.

— Извращенец. Что тебе надо?

— Идет вторая пара, на которую ты безбожно опаздываешь. Вижу, как ученица ты так себе. В постели работала лучше. А заверяла, что будет наоборот.

— Да пошел ты!

— На счет «три» я открываю кабинку. Один... Два...

Дверца отворяется, Алина подлетает к раковине, включает воду и остервенело мылит руки. Я стою за спиной, наблюдаю. Черные мешковатые джинсы, толстовка, грязные кеды. И не скажешь, что под одеждой спряталась красавица. Но в принципе — да, похудела она резко и нездорово. Так бывает во время болезни или зависимости.

Драгунская выключает воду, стреляет глазами через зеркало. Могла бы убить — сделала бы это.

— Я больше не работаю, — говорит быстро, скомканно. — И вообще этим не занимаюсь.

— Чем этим? Сексом?

Алина брезгливо фыркает. Зрачки бегают.

— Нашла кое-что поинтереснее? Не героин хотя бы, будущая адвокатесса?

Она дергается, недовольно морщит лоб. Поворачивается ко мне:

— Тебе-то что? На работе заставили хорошее дело сделать и отправили в универ? Грехи искупаешь?

— Да нет. На тебя пришел посмотреть. Добровольно.

Она округляет глаза, на миг словно растерявшись. Бравада слетает, передо мной беспомощная, совсем юная девушка. Через секунду Алина вытирает слезы и берет себя в руки.

— Отшила, тебя и заусило? — криво нахально улыбается. В глазах мелькает пошлая насмешка.

Бл**ь и бл**ь, форменная.

— Еще как, — включаюсь, улыбнувшись. Обе ипостаси мне заходят.

Алина упирает руки в бока. Выпрямляет спину.

— Повторяю еще раз: я не работаю, тебе ничего в этом плане не светит. Если хочешь, чтобы меня вышвырнули отсюда, иди сразу в деканат, за мной таскаться бессмысленно. Я не собираюсь с тобой разговаривать. Нам не о чем.

— С кем будешь?

— Что? — теряется она.

— Разговаривать с кем будешь? Кого притащить? Священника, психолога, родственника?

Пользуясь заминкой, я подхожу ближе и касаюсь плеча. Алина отшатывается, словно обжегшись. Упирается поясницей в раковину, та держится не пойми как на тумбочке, начинает шататься. Алина оборачивается и старается ее выровнять.

Руки дрожат. Напуганная дикая белка. Что ж делать с ней? Жалко же. Кусается отчаянно, но такое мне не больно.

Подхожу и обнимаю.

— Тише.

Она вздрагивает. Застывает. Под толстовкой прощупываются косточки. Алина делает вдох. Я обхватываю ее горло, но не сжимаю.

Ну давай, вспомни наши ролевые игры, ты доверяла и расслаблялась каждый раз. Всегда было приятно. Ни разу я плохо не сделал.

Смотрю в глаза.

Разве обижал? Обманывал? Ну?

Молчит. Не шевелится, будто не дышит даже. Ее страх осязаем, он пробивается сквозь толстый слой моего цинизма и неприятно покалывает. Эти два месяца изменили Алину. Дело не мое, но горечь такая, будто мое.

Злюсь сильнее.

Мы смотрим друг на друга неотрывно. Сумасшедший курортный роман чуть было не разрушил все планы. Потом два с половиной месяца жизни. Разной, да, девочка? Жизнь бывает разной. Иногда за пять лет вспомнить нечего, а иной раз за сутки становишься другим человеком.

— Я ничего не забыл, — говорю ровно. Нащупываю пульсирующую венку на шее. — Тосковал. А ты по мне?

Алина не дышит. Твою мать, она правда не дышит!

Вцепляется в мои плечи до белых костяшек, пальцы дрожат.

Бледнеет. Зрачки расширяются, и глаза становятся черными. Она забыла, как дышать, задыхается и паникует.

Слов больше нет. Запасы иссякли.

Я наклоняюсь и целую в губы. Касание пока легкое. На пробу, на проверку ощущений. Кожа к коже. Проснутся ли демоны? Поначалу будто нет, а затем вспыхивает.

Ага, просыпаются.

В следующий момент я вжимаю Алину в себя, а едва почувствовав знакомый вкус, углубляю поцелуй.

Блть.

Она делает вдох и рвется ко мне. Как раньше каждый день отпуска. Гостеприимно встречает язык своим, ласкается. Впивается пальцами в плечи. За секунду убеждаюсь, что именно это мне и нужно. Вот такой вот запал. Хочу. Да. Еще.