Если…

…Экзамен я так и не сдала. Точнее, мне не позволили. Комиссия единогласно вывела двойку, лишив права пересдачи, с позором выпроводив меня из кабинета с экзаменационной ведомостью в руках, подписанной всеми присутствовавшими педагогами. Наверное, я даже не удивилась, хотя с легкостью могла бы лечь на плаху за убеждение, что это был мой лучший ответ, не безупречный, но, учитывая все нюансы, весьма похвальный. Однако что есть мое мнение против общего мнения трех экзаменаторов? Не обронив ни слова, я медленно поплелась в деканат отдать аттестационный лист, до конца еще не осознав, чем все это для меня закончится. Заглянув в документ, замдекана схватилась за голову.

– Я же просила ее..! – воскликнула она. – Какая комиссия? Зачем?

Я, будто онемев, продолжала молчать, рассеянно водя глазами по стеллажам с папками. Да и что тут уже скажешь, когда от тебя более ничего не зависит. Внутри бушевала паника от одной мысли, что заключение ректората будет явно не в мою пользу, но я всячески пыталась себе внушить, что выход обязательно найдется.

– И что теперь? – чуть тише произнесла женщина, обращаясь ко мне с укором в голосе и во взгляде. – Ты понимаешь, что это все? Стопроцентное отчисление!

Вряд ли я действительно тогда это понимала, хоть и согласно кивнула головой. А что менялось от моего разумения? Увы, принесенное покаяние не могло бы решить проблему, потому я не видела смысла публично сокрушаться о содеянном, вызывая к себе жалость. После минуты тишины, успокоившись и поразмыслив, женщина снова заговорила:

– Утешить тебя нечем. Дела твои скверны. Вариантов всего два, но суть одна: либо мы прощаемся с тобой навсегда, отчислив из-за этой бумажки, либо ты уходишь в академический отпуск на год добровольно, – например, по семейным обстоятельствам, – только задним числом, как будто этого ничего не было, чтобы я могла попридержать эту бумагу в случае, если ты все-таки восстановишься. Это все, что в моих силах для тебя сделать. Подарок!

– Вы не верите, что я вернусь? – едва различимо прозвучало из моих уст, словно опасаясь, что кто-то за дверью меня мог услышать.

– Вера тут вовсе ни при чем… Это статистика! На протяжении нескольких десятилетий моей работы в этом учебном заведении она, к сожалению, из года в год выдает один и тот же результат: девяносто процентов студентов, на время прерывающих учебу, не возвращаются.

– Но есть же еще десять…

– Я реалист… Мы не знаем, что будет завтра, даже поминутно распланировав день. Год – немалый срок, и сколько воды утечет, как жизнь сложится – одному Богу известно. По крайней мере, у тебя есть шанс обратить этот год в свое благо: разобраться со своими трудностями и расставить приоритеты, решив наконец-то, чего именно ты хочешь.

– А что делать с английским? – удрученно спросила я, стараясь отклониться от столь душещипательной темы.

– Восстановишься – сдашь. Уверена, через год она и тебя-то не вспомнит толком, не говоря уже про какие-то обиды. У нее таких сотни! Еще же и заочники! Тем более она уже не будет у вас преподавать – передаст эстафету другому.

– Ой, как я сомневаюсь…

– Ты для начала вернись…

– Чего бы мне этого не стоило! Обещаю!

7

На «позаимствованные» у Володи деньги, не заходя домой, я купила вафельный торт и направилась к тете Лене поблагодарить за оказанную услугу и заодно поделиться печальными новостями. С поры возникновения нашей дружбы мои походы «на чай», в большинстве своем, стали еще одной статьей расходов, так как мне было крайне неудобно приходить в гости с пустыми руками и просто хотелось сделать приятное, – так росли аппетиты, а вместе с ними и суммы. О том, что я пришла поплакаться, а не отпраздновать триумф, она поняла еще с порога по моему виду, но оставалась невозмутимой, впрочем, как и всегда. Внимательно выслушав мой эмоциональный монолог, она выдержала минуту молчания, разливая по чашкам чай, и, заняв табурет напротив меня, вполголоса начала: