Читаем Если… полностью

Поразительно, как много может человек, если по-настоящему чего-то хочет или наоборот – очень не хочет. За отведенное мне время, пусть едва стоя на ногах от недосыпания, пусть едва соображая, что происходит вокруг, я совершила невозможное – отрубила семь хвостов собственноручно вскормленному университетскому чудовищу, грозящему меня растерзать; последний же, восьмой, сбил меня с ног. Он отрастал шесть раз: именно столько раз я пыталась закрыть последнюю задолженность – английский, но найти общий язык с преподавателем мне так и не удалось. Сколько и какие бы я его требования не выполняла, этого всегда оказывалось слишком мало – он снова и снова находил причину отказать мне в аттестации. Раз на пятый, когда поводом для очередной пересдачи послужило «недостаточно английское произношение», ибо моя речь больше походила на говор американки, чем британской леди, моя выдержка, прошу прощения за каламбур, все-таки не выдержала и я нагрубила в ответ. Нет, я не считала себя правой и по приезду домой сильно пожалела о своем срыве, но я успокаивала себя тем, что мне все равно уже нечего терять. Лишь спустя пару дней, когда обида стихла, я осознала, что натворила. Я понимала, что отныне зачет мне действительно никогда не получить. Две недели… две недели я ездила на экзамен по этому предмету, так и не оправдав доверие деканата, который пошел мне навстречу, шокированный моими небывалыми успехами, и вычеркнул мою фамилию из проекта приказа, продлив срок сдачи до конца месяца. К тому же надо было еще как-то смотреть замдекану в глаза, ведь я была уверена, что преподаватель расскажет ей об этом инциденте. Вот позорище!.. И что теперь? Но не идти же туда лично с вопросом: «а вам известно?» или «вы меня еще не отчислили?». Значит, нужно кого-то подослать, того, кому деканат точно не откажет – кому я могла доверить роль матери. Выбор пал на тетю Лену, хотя… его как такового и не было… Ей, я не сомневалась, и играть особо не пришлось бы: что-то было у них схожее, это чувствовалось на каком-то более тонком, бессознательном уровне. Да и требовалось всего-то лишь позвонить. В общем, сделав вид, что в первый мой поход к ней в гости ничего «такого» не произошло, я снова пришла к ней.

– Весьма необычная просьба, – начала женщина, выслушав мой призыв о помощи после краткого введения ее в курс дела, – но я все же соглашусь. Не ради тебя, конечно, ибо твоя провинность очевидна и только тебе нести за все наказание, а ради твоей матери. Ведь ты бросаешь тень на ее светлый лик, держа ее в заблуждении, что с учебой у тебя проблем нет! А сама она не решается разузнать правду, хоть, я уверена, и знает наверняка, что ты многое не говоришь. А все почему? Потому что тебя она в дурном свете выставлять не хочет! Понимаешь?

Я молча слушала с виноватым видом, опустив голову. Сидела смирно, будто бы прячась от неприятеля, боясь пошевелиться и издать какой-нибудь звук, несмотря на дрожь тела и муки неожиданно пробудившейся совести. Первый раз в жизни, когда у меня не возникло желание спорить или оправдываться, но, на удивление, не хотелось и уйти, как ранее, когда побег был для меня идеальным решением практически всех затруднительных ситуаций.

– Нельзя так! – продолжала Елена, прикурив сигарету. – Нельзя! Я же вижу тебя насквозь! И я никогда не поверю, что в тебе не осталось ни капли святости! Как бы тебя жизнь ни била, как бы ни сложилась твоя судьба – не теряй себя, не растрачивай попусту своего душевного огня, приваживая погреться у него тех, кто мимоходом повстречался.

После этих слов я невольно подняла глаза на собеседницу, словно собираясь прочитать по выражению ее лица подтверждение собственным догадкам, на что, вернее, на кого она тактично намекала, но как только наши взгляды столкнулись, женщина загадочно улыбнулась и повернулась ко мне спиной, через балконную дверь выглянув на улицу. Я задумалась и устыдилась. Мое первое мнение об этом человеке, как отражение в кривом зеркале, едва имело общие черты с действительностью. Возможно, я видела только то, что хотела, причем то, что хотела именно она. Сейчас же, казалось, двери в ее истинное «я» для меня немного ею приоткрылись, позволив мне через маленькую щелку подсмотреть, что же на самом деле творится внутри. Случайность это была или преднамеренность, но с этого момента я, словно одержимая, прикипела к ней душой настолько, что стала жить нашими встречами, едва дожидаясь следующей, пока Володя выйдет на смену и я смогу тайком сбежать из дома на несколько часов.

– Только я слишком взрослая, – резко развернувшись ко мне лицом, вновь заговорила Елена, – чтобы представляться твоей матерью. По голосу слышно, что даме уже немногим за пятьдесят. А ей еще и сорока небось нет?! Я думаю, в этом случае Эля подойдет больше. Она, кстати, вот-вот должна присоединиться к нам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее