«Если», 2010 № 07

Не обойдется и без большого блока анимации - на этот раз российские мультфильмы почти не уступают зарубежным. Наших полнометражных мультфильмов будет представлено аж три: «Волшебный кубок Роррима Бо», «Три богатыря и Шамаханская царица», «Щелкунчик 3D», Западная анимация ответит французским фэнтези-мультфильмом «Брэндан и секрет келлов» (The Secret of Kells).

Ну а что же игровое кино? Нас ждет язвительная фантастика от хулигана Вуди Аллена «Ты встретишь высокого незнакомого брюнета» (You Will Meet a Tall Dark Stranger), масштабная экранизация «Путешествий Гулливера» (Gulliver's Travels), а также российские ленты: триквел «Любовь-морковь 3» и уже переносившаяся премьера комедии «Поцелуй сквозь стену».

Тимофей ОЗЕРОВ

АРКАДИЙ ШУШПАНОВ

УДАР МОЛОТОБОЙЦА

Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВА

Имя-отчество педагога были, как у Лермонтова, -- Михаил Юрьевич. А фамилия подкачала - Савоськин. Когда Ростик вошел и поздоровался, тот, подобно легендарному Цезарю, занимался двумя делами одновременно. Вносил записи в журнал спецдисциплин и слушал плеер. Наверное, поэтому на Ростике Михаил Юрьевич сфокусировался не сразу. Даже посмотрел так, будто видел впервые.

- Он охотится за мной, - сообщил Ростик без всякого вступления.

- Кто? - Савоськин выпрямился, извлек крохотный наушник и убрал в карман черного пиджака.

- Помните, мы Чехова проходили? - Ростик посмотрел на классную доску. Михаил Юрьевич обернулся и взглянул туда же.

На доске твердая рука вывела дату и тему занятия: «Русский символизм».

Каллиграфический почерк Савоськина был предметом разговоров. Впрочем, не только он.

Выглядел Михаил Юрьевич лет на тридцать. В лицее появился недавно, с начала учебного года. Читал два спецкурса, а когда классная Эльвира вдруг подхватила грипп задолго до сезона эпидемий, согласился ее замещать.

Откуда взялся Савоськин, никто не знал. Лекторов из университета представляли: «Доктор наук, профессор такой-то». Михаила Юрьевича назвали просто по имени.

А Чехова должны были пройти еще в мае. Он значился последним в лицейской программе за десятый класс. Но тему Эльвира перенесла на осень, а сама вот занемогла.

Михаил Юрьевич повел дело основательно. Читали много, в том числе и вне программы.

- Вы тогда эпиграф на доске написали, - Ростик процитировал: - «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял бы кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные...»

- Да, было такое, - ответил Михаил Юрьевич. - Это из «Крыжовника». Вы его не проходили.

- Неважно. Он за мной охотится.

- Кто? - Разговор явно сворачивался в кольцо.

- Кто-нибудь с молоточком. Он есть. У меня - точно.

- Подожди, - остановил Савоськин. - Это ведь рассказ, там человек мечтал стать помещиком и посадить крыжовник. В конце концов посадил. И ничего ему стало больше не надо. Все по барабану, как говорит ваш Макс Разумовский. Вот потому его брат, доктор, - не Макса брат, а помещика, - и сказал, что у каждого за дверью должен стоять кто-то с молоточком. Чтобы тот, кто доволен и счастлив, не забывал, что есть несчастные. Фигура речи.

- Никакая не фигура, - мотнул головой Ростик.

- Подробнее.

- Я... не знаю, откуда он взялся. Это как раз после того урока было. Я стук услышал. А потом увидел его. На улице. Стоит и смотрит на меня. А в руке - молоток. И в одежде такой... ненашенской.

- Он тебе что-нибудь сделал?

- Ничего. Я убежал сразу. А потом часто его видел... то есть слышал. Он стучит в дверь. Открываю, а там никого.

- А зачем стучит? - вдруг поинтересовался Эльвирин наместник. - Что ему надо?

- Не знаю, - Ростик вздохнул. - Я же крыжовник не выращиваю. И есть не люблю.

Еще он хотел сказать, что не считает себя ни довольным, ни счастливым. Даже до появления этого типа в плаще-крылатке не считал, а после - и подавно. Тот пришел не по адресу, вот что обидно.

По стене тянулась коллекция портретов: русские классики устало наблюдали за тем, как ветреная младость читает их труды. Теперь, за неимением других объектов, внимание сосредоточилось на одном Ростике. Лишь Федор Михайлович был по обыкновению весь в себе: сложив на колене сильные руки каторжника, напряженно смотрел в пол. Зато Антон Павлович, который замыкал коллекцию, проницательно следил за Ростиком через пенсне. Будто сто лет назад поставил эксперимент и теперь с любопытством ждал результатов.

- Ты кому-нибудь говорил? - нарушил молчание преподаватель.

- Нет, никому. Только вам...