«Если», 2016 № 04

Сказать, что его ломало, — это ничего не сказать. За полтора месяца Лех похудел на одиннадцать килограммов — он просто лежал дома и смотрел в потолок. Он был морально уничтожен, и если бы не игла в черепе, то наверняка попытался бы наложить на себя руки.

А потом понемногу отпустило. Лех знал, что большинство «ограниченных» переходили на различные устройства, которые, конечно же, не давали полноценной связи с виртуальностью, но как-то ее имитировали: планшеты, ноутбуки…

В принципе там было все то же самое, и кое-кто, например, вообще утверждал, что через экран можно так же погрузиться в виртуальность, как и через очки, мол, достаточно просто фантазии.

Роскошь погружения в виртуальность с помощью фантазии — прерогатива простых юзеров. $КингСингх же был одним из столпов виртуальности. Он водил за собой миллионы людей — в дом бывшего мэра Нижнего Новгорода, после того как его посадили, но до того, как туда приехали «чистильщики»; на свидание с девушкой, которая считала, что она — инопланетный шпион; на крышу Саратовского отделения Госбеза; на закрытую алтайскую фабрику, на которой якобы никогда не обогащали уран, но почему-то в гигантских количествах присутствовал сильно фонящий циркон.

Лех Рамазанов, он же $КингСингх, потерял не только возможность погружения в мир чужих фантазий. Он перестал создавать собственный контент — и именно это едва не убило его.

Потом Лех слегка оклемался, решил найти работу — и тут же выяснил, что в две тысячи сорок втором судимость не препятствие для трудоустройства: компании, социализирующие бывших заключенных, имели льготы от государства.

Зато отключение от виртуальности спускало твой социальный лифт в подвал, и из высшего сорта ты становился сразу даже не третьим, а браком.

Даже для работы дворником требовалось подключение, чтобы мгновенно узнавать о проблемах с водоснабжением и электрикой.

И так везде. Лех обнаружил, что ему доступно совсем немногое — например, роспись сувенирных матрешек или комплектация дешевых кухонных комбайнов.

Лех попробовал все возможные варианты и осознал, что он действительно опустился на самое дно. Все прежние друзья отвалились, а новых не появилось.

Он занялся бегом, и отчасти это спасало. Он научился читать периодику — благо, для получения любой газеты или журнала в мире достаточно было кинуть монетку в уличный три-дэшник и выбрать нужную программу.

Лех наполнил свою жизнь ритуалами — любое занятие, начиная от чтения утренней газеты и заканчивая вечерним походом в туалет, обрастало деталями, которые появлялись случайно и быстро становились обязательными.

Он работал в «Российском обществе слепых», сходил с ума и чувствовал это. И хотя сумасшествие отчасти спасало от отчаяния, рано или поздно оно сломало бы его.

Но однажды в газете «Московский комсомолец», которую Лех вообще не жаловал за изрядную «желтизну», он обнаружил объявление о том, что на научную базу «Кайра» в Арктике требуется разнорабочий с высшим образованием.

Он позвонил рекрутеру, и тот подтвердил: других требований к претенденту нет. Незакрытая судимость за оскорбление в виртуальной реальности? Не проблема. Образование — философский факультет МГУ? Великолепно! Когда можете приступить к работе?

Лех позволил себе усомниться в правдоподобности истории. Но, копнув, убедился: удаленные научные базы, то есть казенные учреждения, подчиняющиеся непосредственно министерству, не могут нанимать на работу людей без высшего образования.

Для небольших контор это не проблема — несколько сотрудников, которые сами прибираются и занимаются подсобными работами. Располагающимся в городах или вблизи поселений тоже не страшно: всегда можно договориться с кем-то за внебюджетные средства или по бартеру.

Но для четырех больших научных баз это стало проблемой — кто с высшим образованием согласится ехать на край земли за копейки, чтобы получить в портфолио запись «разнорабочий»?

К концу тридцатых годов вступительные тесты ужесточили, обучение после школы продолжало не более двадцати процентов молодежи, а заканчивало вузы и того меньше.

Высшее образование стало престижным, и каждый получающий заветную корочку превращался в часть элиты.

Леху терять было нечего. Так он оказался в вагоне всероссийской вакуумной системы метро, по-простому называющейся «пробкой». Ему было интересно, понимал ли Маск в начале десятых, когда придумывал «пробку», насколько он упростит жизнь человечеству?

Метро протянули везде, где только можно. Рядом шли сразу шесть, а то и восемь труб «пробки» — сверхскорая, скорая, пассажирская и транспортная, каждых по две — туда и обратно. Иногда скорой или сверхскорой не было.

С Мурманском центр соединяли восемь труб, а вот к острову Рудольфа на Земле Франца-Иосифа тянулось лишь две. И в вагоне кроме Леха сидели двое — симпатичная девчонка лет пятнадцати и стареющий мужик, лысый и бородатый, по диковатой моде начала века.

На острове попутчики растворились в тумане, а за Лехом прилетел вертолет-компакт.

— Привет, — сказал Лех в шлемофон.