Если бы не ты

Через десять минут мы проехали мимо кованого забора и через пост охраны вырулили к дому Соболева. Гена вышел первым, а я осталась в машине. Я уже видела маму и знала, чего ожидать. Всю дорогу отвлекалась на мысли о наших с Тимуром семьях. Но сейчас меня накрыло волной неуверенности и тревоги.

– Выходи, Ксюш. Или передумала? – Гена стоял рядом с открытой дверцей и ждал, когда я вылезу из салона.

– Нет, не передумала. Просто волнуюсь. – Я не могла себя пересилить и выйти. – Дай мне минуту.

Гена отошёл от автомобиля, а я смотрела по сторонам. Как же давно я здесь не была! С тех пор, кажется, прошла целая жизнь, а здесь ничего не изменилось. В голову лезли воспоминания из детства, связанные с этим домом. Почему я всегда считала себя здесь ненужной, несчастной, одинокой? Неужели моя жизнь в этом доме была настолько плохой? Нет! Однозначно, нет! Я просто хотела так думать. Запомнила самое плохое, а хорошее забыла. А того, хорошего, было много! И любви было много, и заботы! И смеялась я в этом доме чаще, чем грустила! Глупая, какая же я была глупая! Не ценила, не замечала, не любила! Эгоистка! Сейчас я бы многое отдала, чтобы было все как раньше. Вот только поздно… или еще нет?

Отчим встретил нас на крыльце. Он нас ждал. На автомате пожал руку Гене и поглядел на меня –долго, в упор. Я же смотрела на него. Он почти не изменился, – всё такой же подтянутый, красивый мужчина, одетый с иголочки, гладко выбритый и подстриженный. «Сколько ему уже? Сорок восемь? Пятьдесят?» – подумала я. Он выглядел моложе своих лет. В то время как Гена уже поседел, у Максима Петровича не было ни одного седого волоска, ни морщин, только если немного вокруг глаз. Эти глаза! Взгляд их был все такой же пронизывающий, серый, ледяной. Я отвыкла от него. Раньше он вселял в меня страх, но не сейчас. Сейчас я заметила в его глазах, кроме всего прочего, отблески радости, волнения и усталости.

– Ну, здравствуй, Ксюша! Наконец-то встретились. – Максим Петрович шагнул мне навстречу и, не дожидаясь моего ответа, сжал меня в своих крепких объятиях. – Рад тебя снова видеть дома!

– Здравствуйте.

Отчим разжал объятия, но не отпускал меня, держал за плечи на расстоянии вытянутой руки. Внимательно осмотрел меня с ног до головы. Мне было неловко, но я видела, что ему это необходимо, потому и терпела.

– Выросла! Как же ты выросла! А самое обидное, что мы с матерью это пропустили. Пойдемте в дом, Катя уже заждалась.

Гена зашагал вперед, я хотела пойти за ним, но отчим меня остановил, подошёл ближе и негромко, так, чтобы Гена не слышал, проговорил:

– Я перед тобой, Ксюша, виноват, знаю. Но после того как повидаешь мать, зайди ко мне. Есть разговор. Это важно.

В ответ я лишь кивнула и поспешила за Геной. Я так хотела скорее увидеть маму!

Я сразу же заметила её в огромной гостиной на первом этаже. Мама сидела в дальней ее части у самого окна. Свет сентябрьского солнца мягко золотил ее локоны. Она смотрела в сад, окрашенный желтыми, красными, рыжими красками осени. Среди всего окружавшего ее великолепия и под этими теплыми лучами она казалась мне настоящим ангелом.

Отчим подошёл к ней, что-то ласково прошептал на ухо и повернул коляску к нам. А я… Я забыла дышать. Мама! Моя мама! Так близко! Я все еще не верила, что могу подойти и обнять её, что могу прямо сейчас за все попросить прощения и сказать, что люблю ее больше всех на свете. Обида, которая жила во мне все эти годы, давно испарилась. Мне было безумно стыдно за нее. Стыдно, что, пока я тешила свое самолюбие, маме было плохо, очень плохо. Я была так далеко, когда должна была быть рядом.

Я почувствовала, как из глаз одна за другой стекают слезы. Но это были слезы радости, я не стыдилась их! Не видя ничего вокруг, я направилась к маме. Она смотрела на меня так, как умела только она: нежно, с любовью, с радостью. В ее глазах тоже стояли слезы, а на лице было подобие улыбки. Она тоже скучала!

– Мама, мамочка! – Я упала на колени перед креслом и начала ее обнимать. Гладила ее по лицу, по волосам, целовала лоб, щеки, руки. Она была здесь, рядом, со мной! Уткнувшись лицом ей в грудь, всё время говорила и не могла остановиться. Я шепотом говорила ей обо всем, что накопилось, –о своей любви, тоске, вине перед ней. А она смотрела на меня, не отрываясь, и тоже плакала.

Я не могла на нее наглядеться, не могла отвести взгляд. Почувствовала, что она напряглась, что хочет сказать что-то, но получается пока плохо. И лишь по губам удалось разобрать: «Прости».

Сколько мы так с ней просидели? Этого я сказать не могу. В какой-то момент я заметила, что отчим и Гена вышли из гостиной, оставив нас одних. Сумасшедшее волнение от первой встречи спало, и мы начали спокойный, насколько это возможно, диалог.