Если я останусь

Я резко дергаюсь,  паника разрушает то спокойствие, которое дарил голос бабушки. Я все еще не совсем уверена в том,  что хочу оставаться здесь, но я твердо уверена в том, что когда решу окончательно уйти – я уйду. В данный момент я просто не готова. Пока не готова и я не знаю почему. Боюсь, мысли о том, что я не против вечного сна, вдруг материализуются.  Наверное, я вспомнила о том, как бабушка и дедушка предупреждали меня не делать глупое лицо в тот момент, когда часы бьют полдень, иначе оно останется таким навсегда.

Интересно, а каждый умирающий человек может решить оставаться ему или уходить? Не думаю. В конце концов, больница полна людей, в чьи вены вкалывают лекарства, или тех, кто перенес сложные операции, чтобы выжить, но в любом случае кто-нибудь из них умрет. Мама с папой выбирали? С трудом верится, что у них было время, чтобы принять такое решение в один момент. Даже представить не могу, чтобы они решили оставить меня. А Тедди? Хотел ли он уйти с родителями? Знал ли он, что я все еще здесь? Если это так, я не виню его, за то, что он захотел уйти без меня. Он ведь маленький и, скорее всего, был напуган. Я вдруг представила его одного, напуганного до смерти, и впервые в жизни я надеюсь, что рассказы бабушки про ангелов - правда.  Я молю, чтобы они все были заняты Тедди, вместо того, чтобы заботиться обо мне. Для семнадцатилетней девочки это слишком сложный выбор. Почему кто-нибудь другой не может принять решение за меня?  Почему я не могу выдать доверенность на принятие такого решения другому человеку?

Бабушка ушла, Уиллоу тоже нет. В отделении интенсивной терапии все спокойно. Я закрываю глаза. Когда я их открываю - вижу дедушку. Он бесшумно плачет, только слезы текут по его щекам. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так плакал. Тихо, но близко к истерике, со странным взглядом. Слезы капают на мое одеяло, на мои недавно расчесанные волосы. Кап, кап, кап.

Дедушка не вытирает лицо и не сморкает нос, а просто позволяет слезам стекать вниз. Он делает шаг и целует меня в лоб. Кажется, он собирается уходить, но потом снова возвращается к моей кровати и наклоняется ко мне так, что его губы оказываются возле моего уха.

- Все в порядке,  - прошептал он, - если ты хочешь уйти. Но все хотят, чтобы ты осталась.  И я хочу, чтобы ты осталась – хочу этого больше всего в жизни,  - его голос дрогнул. Дедушка прерывается, откашливается, делает глубокий вдох и продолжает.

- Но это то, чего хочу я и я понимаю, почему ты можешь этого и не хотеть.  Поэтому я просто хочу сказать тебе, что пойму, если ты уйдешь. Все в порядке, если тебе придется покинуть нас. Все в порядке, если ты хочешь перестать бороться.

Впервые с тех пор, как я поняла, что Тедди больше нет, внутри меня словно что-то разжимается, я снова чувствую, что дышу. Я знаю, что дедушка не может быть  моим доверенным лицом, которого я так хотела и которого я  бы уполномочила принять решение за меня. Он не станет отключать меня от аппаратов и устраивать мне передозировку морфия или что-то подобное. Но за сегодня кто-то впервые признался, что понимает, чего я лишилась. Знаю, что медсестры предупредили бабушку и дедушку не говорить мне ничего, что могло бы меня расстроить. Но признание дедушки и то разрешение, которое он только что дал мне - это словно подарок.

Дедушка не уходит. Он откидывается в кресле. Вокруг становится очень тихо. Так тихо, что вы можете услышать чужие мысли. Так тихо, что вы почти можете услышать, как я говорю дедушке: «Спасибо».

***

Когда мама была беременна Тедди, папа по-прежнему играл на барабанах в группе, которую они основали еще  в колледже. Они выпустили парочку дисков и каждое лето отправлялись в турне. Группа была не настолько уж и популярна, но у них были поклонники на Северо-западе,  в разных колледжах, расположенных на местной территории, вплоть до Чикаго. И, что было совсем странным, у них была группа фанатов в Японии. Группа постоянно получала письма от японских подростков, умолявших их приехать и дать концерт. Некоторые даже предлагали им остановиться в их домах. Папа говорил, что если они поедут, то он обязательно возьмет нас с мамой. Мы с мамой даже выучили на всякий случай несколько японских слов.

Конничива. Аригато. Однако, они нам так и не пригодились.

После того, как мама рассказала о своей беременности, первым звоночком о грядущих изменениях было полученное папой разрешение на преподавательскую деятельность. В возрасте тридцати трех лет. Он пытался позволить маме научить его водить машину, но, по его словам,  она была слишком нетерпеливой. На что мама отвечала, что папа просто очень чувствителен к критике. Поэтому дедушка брал папу в долгие поездки по окрестным проселочным дорогам на своем грузовичке, точно так же, как  поступал с  папиными родственниками, - за исключением того, что все они научились водить машину в шестнадцатилетнем возрасте.