Если я останусь

– Не поверишь, что за сумасшедшая это была ночь, – произнесла Ким. А затем стала рассказывать. Об истерике своей мамы, о том, как она устроила её прямо перед моими родными, которые оказались снисходительны ко всему. О ссоре, которая у них случилась возле театра Роузленд в присутствии множества панков и хипстеров*. Когда Ким прикрикнула на свою плачущую мать «возьми себя в руки и начинай поступать как взрослый человек», а затем с гордым видом отправилась в клуб, оставив потрясённую миссис Шейн на краю тротуара, парни в шипованной коже и с флюоресцирующими волосами приветствовали её одобрительными возгласами и делали «дай пять». Она рассказывает мне об Адаме, о его решении приехать, чтобы увидеть меня, о том, как, когда его выгнали из отделения интенсивной терапии, он заручился поддержкой своих друзей-музыкантов, которые оказались вовсе не чванливыми тусовщиками, какими она их представляла. А потом Ким рассказала о том, что ко мне в больницу приходила настоящая рок-звезда.

Конечно, я была в курсе почти всего, о чём рассказывает Ким, но ведь она никак не могла этого знать. К тому же, мне нравится, как подробно она излагает для меня события дня. Нравится, что Ким разговаривает со мной как обычно, как раньше бабушка, просто болтая, обсуждая свежие слухи, словно мы вместе сидим на моей веранде, попивая кофе (или ледяной карамельный фраппуччино в случае Ким) и навёрстывая упущенное.

Не знаю, помнишь ли после смерти, о том, что произошло с тобой при жизни. Есть определённая логика в том, что ты не будешь этого помнить. Тогда, будучи мёртвым, будешь чувствовать себя так, как до рождения, а это состояние, надо сказать, представляет собой бесконечное небытие. Однако, по крайней мере, для меня, годы до рождения не являются абсолютной пустотой. Время от времени мама или папа будут рассказывать какие-нибудь истории: о том, как папа поймал вместе с дедушкой своего первого лосося, и о том, что мама помнит потрясающий концерт группы Dead Moon, на который они с папой ходили на первом свидании, и у меня возникнет непреодолимое мощнейшее дежавю. Не в том смысле, что я уже слышала эту историю прежде, а в том смысле, что я пережила эти события. Я могу представить себя сидящей на берегу реки в тот момент, когда папа вытаскивает из воды ярко-розового лосося, хотя папе было в то время всего двенадцать лет. Или я могу слышать реакцию зрителей, когда Dead Moon исполняют песню «Скончался, не приходя в сознание» в кафе «Рентгеновский луч», хотя я никогда не видела живого выступления Dead Moon, да и кафе «Рентгеновский луч» закрылось ещё до моего рождения. Но иногда воспоминания воспринимаются так живо, так интуитивно, так субъективно, что я путаю их со своими собственными.

Я никогда никому не говорила об этих «воспоминаниях». Мама, наверное, сказала бы, что я находилась там – как одна из яйцеклеток в её яичниках. Папа пошутил бы, что они с мамой слишком много раз мучили меня своими историями и непреднамеренно промыли мне мозги. А бабушка сказала бы, что, возможно, я присутствовала там как ангел до того, как решила стать ребёнком мамы и папы.

Но сейчас я задумываюсь над этим. И сейчас я надеюсь. Потому что, когда я умру, то хочу помнить Ким. И хочу помнить её такой: рассказывающей забавную историю, ссорящуюся со своей сумасбродной матерью, приветствуемую панками, являющуюся хозяйкой положения, обнаруживающую в себе достаточно сил, которые в себе даже не подозревала

Адам – совсем другое дело. Запомнить Адама было бы подобно тому, чтобы снова потерять его, не знаю, смогу ли я помимо всего прочего вынести ещё и это.  

Ким подходит к операции по отвлечению внимания, когда Брук Вега с дюжиной отборных панков нагрянули в больницу. Она говорит, что до того, как они попали в отделение интенсивной терапии, она очень боялась влипнуть в неприятности, но когда ворвалась в палату, то приободрилась. Когда охрана схватила Ким, она совсем не боялась.

– Я продолжаю думать, что самое худшее из того, что могло случиться? Я попадаю в тюрьму. У мамы истерика. Я под домашним арестом на целый год, – на минуту Ким замолкает. – Но после того, что случилось сегодня, ничего более страшного произойти не может. Даже заключение в тюрьму – пустяк по сравнению с тем, чтобы потерять тебя.