Митька тоже обиделся и сказал, что гобелен стоит сотню, а эта самая ваза из хрусталя — в два раза дороже. И потом, за хрусталем все ломятся, как это есть масскультура, а гобелен — для ценителей. Он не сказал меценатов, хватило и ценителей. Наташка собрала дочку и ушла к теще, то есть к своей матери.
Митька, решив доказать жене (что доказать, он не задумался), в этот день после работы созвал в гости своих старых поселковых друзей. Они закололи барана, единственного во всем натуральном хозяйстве Шелеховых, настряпали пельменей, пришли девчонки и даже Веруха Полуянова, с которой Митька в холостяках… да… В общем, тут и завалился Хмур Хрумыч и выдрал Митьку из-за стола, а ребята остались гулять, все-таки дата у человека — то ли взаправду день рождения, то ли родился в том смысле, что глаза на семейную жизнь у него открылись.
И вот вертелся Митька по цеху и посматривал на часы, прикидывал: «Пельмени едят, под магнитофон танцуют… Пельмени съели, гармошку принесли…» И вздыхал, и злился на Наташку; и черт ее унес, и барана жаль, хороший был баран, злой, один такой боевой на весь Нижний поселок. Любому постороннему так мог вкатить под некое такое место, что ого-го! Баран!..
Сожрут пельмени, и никто его не помянет, барана-то… Да и о нем, Митьке, поди, забыли, веселятся. Горько было Шелехову.
Викентий Павлович Круль собрал всех у лебедки и обратился с речью, призывая добровольцев идти в печь. Слесари по ремонту оборудования сразу независимо отвернулись, будто их это и не касалось. Лабутин и Михаил Зырянов отпадали по своим пожилым летам, и как-то само собой вышло, что идти в печь могли лишь двое — Митька и Ленька Верхотуров.
— А че, че? — заоглядывался вокруг Ленька. — Че я — конь? Там и копыта кинуть можно, а я лезь за здорово живешь?
— Так идешь или боишься? — вперился в него взглядом Круль.
Ленька потоптался на месте, заглянул в печь и криво усмехнулся:
— Ищите в другом месте дураков-то… Я лучше завтра уволюсь.
— Ну ладно, смотри… — многообещающе сказал начальник участка и повернулся к Митьке: — А ты, бригадир?
— Пойду, че уж… — Шелехов посмотрел на слесарей и добавил: — Некому вроде.
Круль тоже недовольно покосился на слесарей и возвысил голос:
— Кто еще? Второй нужен.
Слесари нервно задвигались, и один из них пробурчал:
— Мы со слесарного участка, вроде как прикомандированные.
— Я-а-асно… Я-асненько… — Хмур Хрумыч потер багровую шею. — Ладно. Ну кто пойдет? Завтра же выписываю по полсотни премии. Так что у Шелехова денежки уже в кармане. Кто желает?
Слесари переглянулись, переступили с ноги на ногу.
— А ты сам иди, — Иван Иванович надел очки, будто получше хотел рассмотреть начальника участка. — Сам вона какой здоровый, небось быка с ног свалишь…
— Посторонних прошу не мешаться, — оборвал его Хмур Хрумыч.
— А че же вызывал, коли посторонний?
— Надо будет, позову, а пока сиди, Лабутин, и… сиди, одним словом.
— А я и сижу.
— Вот и молчи.
— Ну уж…
Викентий Павлович, не любивший, когда ему прекословят, и привыкший оставлять последнее слово за собой, разразился было руганью, но тут Ленька нерешительно выступил вперед:
— Дак, коли так, ладно, я согласен.
— Ну! — Круль победно посмотрел на Лабутина: мол, сиди уж, старый.
— Неладно ты делаешь, Хму… то есть Викентий Павлович, ох, не ладно, — Иван Иванович сглотнул ком, подступивший к горлу, зачем-то снял очки и протер стекла. — Кто же этак-то поступает, не по-людски это.
— Ладно, говори… — отмахнулся Круль. — Материальная заинтересованность — важный фактор прогресса производства. Хе! Правильно, Верхотуров?
— Ну, — согласился Ленька и пояснил: — Гитару новую куплю, гэдээровскую, а то мою совсем разбили.
— Вот, пожалуйста! Да и Шелехову деньги не помешают, так ведь, Дмитрий?
Митька покосился на Ивана Ивановича, вспомнил про гобелен, хрусталь, Наташку, дочь и покорно согласился:
— Не помешает, конечно…
Ребята облачились в ватники, валенки и поверх в костюмы, похожие на скафандры космонавтов, и Ленька совсем повеселел, все-таки необычное предстояло дело — и героическое, как ни крути, и выгодное… Митька был хмур и недоволен собой.
Ближе к выходу этажерки они вытащили легко и быстро. Верещала лебедка, возле которой встал один из слесарей, суетился Хмур Хрумыч, в сторонке стояли девчата-температурщицы и восхищенно поглядывали на ребят. Ленька, сняв после очередной ходки шлем, подмигивал им и вовсю скалился. И легкость, с которой одну этажерку вытаскивали за другой, настраивала оптимистично.
Но чем дальше в печь они уходили, тем жарче и жарче становилось. Светились раскаленные стены. Неуклюже топая, бежали в печь Лешка с Митькой, зацепляли крюк за тележку очередной этажерки и медленно брели обратно, навстречу свету прожектора. Медленно потому, что от жары силы мгновенно иссякали.
Иван Иванович, глядя на ребят, почувствовал вдруг, как закружилась голова. Он осторожно встал и, пошатываясь, пошел в конторку мастеров. Там нашел чайник с крепко заваренным холодным чаем. И долго медленно пил. Стало легче.
ЛЕНЬКА ВЕРХОТУРОВ ПО КЛИЧКЕ БИТЛА