Если мой самолет не взлетит

Я до сих пор благодарен сержанту Красовскому. Мне было двенадцать лет, и меня страшно интересовало, как там у женщин все устроено на самом деле, а не на довольно схематичном рисунке в медицинской энциклопедии. Это была советская медицинская энциклопедия – очень целомудренная. Если, друг, следовать ее схемам, девственности подружку не лишить. Когда мы с Таней впервые занялись этим, у нас были довольно туманные представления о материальной части. Я подошел к этому моменту, вооруженный непонятной схемой из советской медицинской энциклопедии, пятью минутами фильма сержанта Красовского и фантастическими рассказами дедов на кухне об их невероятных сексуальных подвигах в увольнении. Ну что ж, это было тем более настоящим приключением. В смысле, у нас с Таней, а не у бедного Красовского. Тем более что мы с Таней стеснялись своих органов. Мытарства с нашей девственностью очень сблизили нас. Я счастлив, что с первой женщиной получилось именно так: неумело, смешно, глупо, весело, интересно и здорово. По-моему, нам обоим очень повезло. С ней я на всю жизнь отбросил комплексы, насколько вообще можно их отбросить.

А бедного Красовского допрашивали, как он отважился на такой теракт. Или кто его научил. Но Красовский казался настолько туп, что прямо как бревно. Даже начальнику политотдела стало сразу понятно, что этот тупой парень страшно упрям – такого и пытать бесполезно, только силы тратить. Красовский говорил, что кассеты похожи, а откуда лента с гадостью, он знать не может. Действительно, вставал интересный вопрос с фильмом: откуда в фильмотеке военного городка разлагающая моральный дух западногерманская кассета? Так что дело замяли, Красовский отсидел пятнадцать суток на гауптвахте и вышел знаменитостью на всю бригаду («это тот самый Красовский»).

А я знаю, что Красовский сделал это на спор с другими дедами на десять пачек сигарет. Я вообще знаю всю подноготную этой истории. Потому что кассету привез начальник политотдела из командировки в группу Советских войск в Германии. Ему подарили немецкие товарищи из Штази. А записали они ее во время спецоперации, когда прорыли тоннель и подключились к кабелям Западного Берлина. Потом начальник политотдела с моим папашей и еще парой друзей смотрели эту кассету в бане Дома офицеров под армянский коньяк для расширения кругозора на загнивание Запада. А Красовский не был идиотом, а только делал вид. Он специально переклеил обложку кассеты, чтобы они были похожи. И он прекрасно понимал, что загудит на губу в любом случае (какие там десять пачек сигарет!), но не мог же он показать дедам, что забоялся.

Вот какое хитросплетение причин, следствий и страстей скрывается за простой историей о том, как тупой сержант перепутал кассеты. Вот что открываешь, если набраться смелости и ума, и разбить зеркало реальности, в котором мы любуемся только на себя, и увидеть моторы, шестерни и электромагниты Мироздания. Кстати, вопрос к Ньютону: ладно, из ваших с Максвеллом теорий с шестернями мироздания все стало более—менее понятно, а что насчет моторов? Были бы без страстей вообще какие-либо причины и следствия и сама Вселенная?

С одной стороны, становишься сторонником взглядов Эйнштейна о детерминированности Вселенной. От смелого чумазого агента Штази, лопаткой роющего тоннель в тыл врага, до нас с Таней, весело забавляющихся особенностями своего телосложения во время отъезда родителей. Тогда получается, что Верховный Арбитр завел этот мир как часы, и самоустранился, и мироздание тикает само по себе.

С другой стороны, можно предположить, что сержант Красовский выступил в качестве оператора эволюции волновой функции, которая претерпела коллапс в момент, когда у нас с Таней все счастливо получилось, и Танина кровь залила одеяло, и Таня смешно испугалась, что не знает, чем отстирывается кровь, и тогда мы приходим к Копенгагенской интерпретации. И тогда всё во Вселенной случайно, и Верховный Арбитр непрерывно бросает кости.

А сколько еще неучтённых параметров в этом уравнении! Например, откуда деды узнали о кассете? Красовский – умный парень, сам бы, гад, смотрел до дыр у себя в будке и дрочил до мозолей, но с товарищами не поделился. Размышлял ли смелый, чумазый и потный агент Штази в душном тоннеле под Западным Берлином о том, чтобы резко прорыть ход наверх, к свободе и глотку свежего воздуха? Или его сторожил другой агент? А тогда получается, нет никакой вертикальной структуры Мироздания, а просто все агенты сторожат друг друга, так и поддерживается целостность.

Вот варианты ответа на ночной парадокс Толстого о Великом Арбитре. Мне лично больше нравится мысль, что Мироздание непрерывно рождается перед нами как гигантская импровизация, как дрожание струны под пальцами гитариста, как послушность глины под пальцами скульптора, как огонь женщины под пальцами мужчины, как результат бесчисленных творческих воль, и нет никакой предопределенности, нет несвободы, нет формы, кроме той, что создаем мы. Впрочем, это вопрос вкуса и каждый может думать, как ему хочется.