Если мой самолет не взлетит

Я сходил в магазин возле монумента создателям водородной бомбы, купил несколько бутылок пива и напитка «Байкал» (пепси – кола, синтезированная советскими химиками из Всесоюзного научно— исследовательского института продуктов питания). Мы сидели на горячем песке и пили теплое пиво.

–В последнее время жизнь стала как-то мало давать мне, – сказал Саша, – я не получаю того чего хочу ни от женщин, ни от выпивки, ни даже от своей работы.

Толстый хлебнул пива и сказал:

– Я думаю, от женщин ты не получаешь удовольствия, потому что спишь с кем попало, от выпивки— потому что слишком много пьешь с кем попало, а от работы— по обоим приведенным причинам.

Саша не обиделся. Такого человека обидеть невозможно. Он считает себя настолько умнее окружающих, что не обращает внимания на их идиотские мнения. Поэтому поддерживать диалог с Сашей в обычном смысле невозможно – он не вслушивается в то, что вы там бормочете. Есть несколько людей, которых Саша уважает (например, Толстый), и которых он и рад бы выслушать, да разучился.

Когда я был моложе (пару лет назад (да, срок небольшой, но сколько произошло за это время!)) меня такие люди очень привлекали. Мне чудилась в Саше какая-то тайна, какой-то свет, прикрытый вот этим непроницаемым занавесом. А может быть, там нет ничего, кроме одиночества? Одиночества, произошедшего от сверхранимости.

Но можно ему все простить, потому что в Саше есть божья искра. Саша сам по себе, и никто его не интересует. Он стал бы рисовать, даже если бы до него никогда никто этим не занимался.

–Я живу как внутри какого—то огромного эксперимента. Иногда бывает какое-то дикое чувство, что не может же все это возникнуть случайно? – сказал Саша.

Я с ним согласен. Девятка очень странное место. У меня тоже бывает это удивление, кто и зачем собрал здесь нас всех. Даже город рядом, сибирские деревни, даже Москва не так удивительны. Впрочем, я счастлив быть среди этих людей.

–Как ты думаешь, это когда-нибудь кончится? – спросил Саша, обведя бутылкой вокруг себя и имея ввиду, очевидно, существующий порядок вещей.

–Все кончается, – пожал плечами Толстый.

–А мне кажется нет. Было мне сегодня видение, как будто я вижу над Россией огромную черную тучу. Йог, или старик, который вел (или нес) меня в небе над ней, показал мне вниз и сказал: "Проткни ее". Проткнул я ее и стала выходить тонкая черная струйка. И увидел я множество людей, протыкающих тучу иголками, но дыры были такими маленькими, и струйки такими ничтожными. И я понял во сне, что это надолго.

–Я немедленно хочу то, что ты курил перед сном.

–У меня больше нет, – смутился Саша, – Знакомому привезли немного из Узбекистана.

–Я много занимался этим вопросом. Это нежизнеспособно. То, что не может себя прокормить— нежизнеспособно. Хотя это только следствие – проблема глубже. Это старый идиотский спор. Что важнее: колбаса или песня?

–Я тоже так думаю, но в этой мерзости есть некая эстетическая законченность, вот что меня беспокоит. Главное, я не понимаю, ради чего все это. Мы русские, невероятно творческая нация. Почему мы надели на себя это ярмо? Почему мы добровольно отрубили себе яйца? – горько воскликнул Саша.

–Палец, – вставил я не в тему.

–Что? – не понял Саша.

–Читал вчера «Отца Сергия», – сказал я, смутившись. Лучше уж молчать, не позориться рядом с такими титанами мысли.

–А—а, – сказал Саша.

–Это попытка построить идеальное государство. Прямо по рецепту Платона, не знаю, насколько это так задумано. Ленин, несомненно, знал Платона, – продолжил Толстый.

–Ради кого существует идеальное государство? – Спросил Саша.

–Ни ради кого, – сказал я, – ради самого себя.

–Нет, это ошибочный взгляд, – сказал Толстый, – Ради простого человека.

–Получается, ради не существующего. Кто такой «простой человек»? – возразил Саша, – я не знаю ни одного «простого» человека.

–Это потому что ты вращаешься в таком обществе, – сказал я.

А я сразу понял Толстого. Мне не надо объяснять, что такое «простой человек», потому что я лично знаком с несколькими. Кстати, а вы лично знакомы с человеком, о котором можно сказать, что он "простой"? Во время учебы в институте летом я подрабатывал на стройке помощником сварщика. С моим напарником—сварщиком у меня сложились отличные отношения. Единственно, своей тупостью этот парень иногда пугал меня в прямом смысле. Он без тени задумчивости мог начать резать балку, сидя на ней верхом на высоте десятого этажа. Поэтому думаю, он уже убился, тупость не проходит с годами, но я с удовольствием вспоминаю наши беседы после обеда. Поднявшись на крышу (лето, тепло, под нами Москва), сытые и слегка сонные, мы ложились на теплое покрытие, и мой товарищ начинал рассуждать. Он любил философию. Он тащился от своей логики. Просто восхищался каждым словом.

– Вот скажем, ты изучаешь компьютеры, – говорил он.

–Ну, – говорил я, уже чуя подвох.

–А компьютер заставит поле больше родить!?– торжествующе восклицал он.

Я пожимал плечами.

–Видишь! – радостно продолжал мой товарищ.

–А то, – отвечал я.