Если мой самолет не взлетит

–Да у меня просто нет ничего в жизни, да и не было ничего, что можно с этим сравнить. Ничего, ничего.

Я слушал ее довольно долго в тот вечер, потому что о своей любви и о своем Сереженьке она могла говорить часами, и это ей не надоедало. И она становилась даже счастливой, когда все это рассказывала. Может быть даже все, что она говорила, было очень наивным, но мне так не казалось, потому что она ничего не выдумывала, и все это действительно чувствовала, а я слушал ее очень внимательно, потому что очень дорожил ее откровенностью и доверием.

С Сережей я тоже очень часто встречался. Он тоже был со мной вполне искренним. Он действительно очень переживал, очень хотел, чтобы Оля была счастлива.

Но по своему складу он, конечно, был совершенно другим человеком. То есть от всех этих сложных переживаний у него родилось множество интересных теорий и красивых идей. Он размышлял о свободе и несвободе, о трагической несовместимости долга перед другими людьми и долга перед самим собой. Он говорил многое, что само по себе было интересно и умно.

Но мое отношение к его теориям сильно изменилось по сравнению с теми временами, когда он жил один. Тогда я приезжал к счастливому Сереже, и он мне излагал свои любопытные идеи. Я отдыхал с ним, слушая его идеи о том, что нужно стремиться жить по любви, что свобода— это главное в жизни, что нужно жить так, как будто живешь последний день, и т. д.

Его идеи были мне интересны, тем более что просто висели в воздухе, никому от них не было ни холодно, ни жарко, даже была от них польза, потому что Сережа благодаря им был счастливым и приятным человеком. Но теперь из этих теорий сама по себе вытекала невозможность счастья Оли. Причем получалось это как бы не по умыслу, а как бы в соответствии с теорией, то есть что же поделаешь, если так устроена жизнь.

–Я понимаю, что я должен был бы любить ее и быть с ней счастливым, – говорил мне Сережа, – но я не могу. Не виноват же я в том, что не могу любить ее так, как любит она.

–А как ты можешь не думать о ее счастье?

–Я думаю. Но я не могу дать ей этого счастья. Нельзя построить счастье одного человека на несчастье другого. А я с ней несчастлив. И хотя я стараюсь выполнить свой долг перед ней, но не могу. Потому что я несчастлив с ней, и от этого не могу сделать так, чтобы ей было хорошо со мной. Зачем мы только встретились? Но, понимаешь, я был влюблен.

Сережа все чаще жил «у себя», а Оля дожидалась его «дома», так теперь называлась большая квартира.

В их отношениях теперь ничто не могло происходить спокойно, все было как-то страстно, нервно, трагично.

Оля не только не успокаивалась, но я даже стал замечать, разговаривая с ней, что вообще все в ее жизни перевернулось, разбилось, что она уже ничего не знает, не понимает, что утратила вообще какие-либо трезвые взгляды на жизнь. Более того, мне стало казаться, что люди теперь стали ей не очень нужны. Все окружающие были для нее вроде ничего не значащих теней, а единственным, что существовало в ее жизни, был Сереженька.

Оля очень похудела, ее близорукость стала быстро прогрессировать. Она очень переживала, что стала совсем уродиной и совсем непривлекательна для Сережи.

Я старался ее убеждать, что в ней есть что-то более красивое, но она мне не верила.

Сережа тоже страшно переживал. Все же он наконец разобрался в себе. Он понял, что совершенно не любит жену. А он такой человек, который может делать что-то только по любви.

Он несколько раз говорил это своей жене, но она пропускала это мимо ушей, потому что не могла в это поверить. Она умоляла его встретиться с ней, а он, по своей слабости, не мог ей отказать. Таким образом, он ложился в постель с женщиной, которую не любил, что было очень тяжело для человека такой исключительной честности.

Я иногда пытаюсь понять, о чем тогда думала и на что надеялась эта женщина. Мне кажется, что она ни о чем не думала, а просто поступала так, как заставляли чувства.

Однажды, когда Сережа жил целую неделю подряд «у себя», Оля не выдержала и поехала умолять его прийти к ней.

Некоторое время они вели переговоры. Но Сережа в этот день был в особенно твердом расположении духа, и под конец не выдержал и крикнул:

–Пойми, я не люблю тебя!

Он много раз говорил ей это, и Оля не верила, и не замечала этих слов. Но тут вдруг в одну секунду для нее стало ясно, что это правда, и это и есть объяснение всему. Все же она упросила его поехать к ней, попрощаться.

Так как все было в последний раз, они провели очень бурный вечер и ночь, а утром Сережа уехал, чувствуя сильную опустошенность и облегчение, что все как-то прояснилось.

Хотя, конечно, это еще не было концом, а так как оба партнера не были заняты новыми отношениями, то это прощание затянулось на месяцы, когда они часто встречались, чтобы проститься в самый последний раз.