Читаем Если нет полностью

These are the days when Birds come back —A very few – a Bird or two —To take a backward look.These are the days when skies resumeThe old – old sophistries of June —A blue and gold mistake.На бабье лето пара птахПоявится в родных местахПрощальный бросить взгляд.Те дни июньской пустотой,Ошибкой сине-золотойСмущают и язвят.Есть в осени первоначаль —Ной та особая печаль,В которой сладость лет —Них дней уже сопряжена
С тоской осенних, и онаНе утоляет, нет.Так осенью за дачный столПрисядешь под рябинный ствол,Припомнишь день, число —И думаешь: такая мать!Что толку было приезжать?Скорей бы занесло.Еще не осень, но ужеНе лето. Все на рубеже.Казалось бы, заман —Чив кратковременный возврат,Разрыв времен, как говорят,Такой enjambement.Но нет. Еще переносимУпадок – да и Бог бы с ним, —
Но повторять – уволь.И боль терпима в первый раз,Но страшен вечный пересказ,Вернувшаяся боль.Здесь время делает петлю.Я этих петель не люблю —Усов, узлов, лиан…На всякий шаг, мельчайший сдвигБывает свой возвратный миг,Отступник Юлиан.Жить при отступнике – не дайБог никому! Вернувши рай,Он воздвигает ад.Сильней, чем орднунг любит Фриц,Я ненавижу этих птиц,Вернувшихся назад.
Как их проводишь в первый раз —Ну все, ты думаешь. СейчасИзменится среда,Эпоха сдвинется, – но шиш.Они вернутся – и решишь,Что это навсегда.Жить можно в Риме сотню лет,Терпя упадок, гнет и бред,Гоненье на ХристаИ миллион других тягот;Но при отступнике и годСтрашнее этих ста.Тиран бывает зол и туп,Страшней его воскресший труп,Гнилое божество.Тут не простится ничего:
Ведь воскресившие егоВсё знают про него.Я жил при цезаре, прости.Но этих сгнивших до костиОтступнических летНе пожелаю и врагу.Я жить при цезаре могу,При чучеле же – нет.Есть два иль три осенних дня,Невыносимых для меня.Зовут их Божьей запятой,Ошибкой золотой.Отступники, летите вон,В другое место, за кордон,А то сейчас начну стрелять —Мне нечего терять.

«Мне не жалко добрых…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Весь Быков

Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология
Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология

Сексуальная революция считается следствием социальной: раскрепощение приводит к новым формам семьи, к небывалой простоте нравов… Эта книга доказывает, что всё обстоит ровно наоборот. Проза, поэзия и драматургия двадцатых — естественное продолжение русского Серебряного века с его пряным эротизмом и манией самоубийства, расцветающими обычно в эпоху реакции. Русская сексуальная революция была следствием отчаяния, результатом глобального разочарования в большевистском перевороте. Литература нэпа с ее удивительным сочетанием искренности, безвкусицы и непредставимой в СССР откровенности осталась уникальным памятником этой абсурдной и экзотической эпохи (Дмитрий Быков).В сборник вошли проза, стихи, пьесы Владимира Маяковского, Андрея Платонова, Алексея Толстого, Евгения Замятина, Николая Заболоцкого, Пантелеймона Романова, Леонида Добычина, Сергея Третьякова, а также произведения двадцатых годов, которые переиздаются впервые и давно стали библиографической редкостью.

Дмитрий Львович Быков , Коллектив авторов

Классическая проза ХX века

Похожие книги