Картина изображала осенний пейзаж. Вдали краснели клены, в воздухе, на фоне низких свинцовых туч, кружились редкие пушистые хлопья снега, под которыми в стремительном сумасшедшем прыжке замерла тонкая фигура. Волосы разметались на ветру красным росчерком, одна нога уже сорвалась в пропасть, другая едва касалась края обрыва.
От картины веяло ужасом и безысходностью.
– Увидев ее, – негромко произнес виконт, с благоговением глядя на полотно, – я подумал о вас. Как вам?
Йормэ дернулся, по лицу его прошла тень, и он уже хотел было что-то сказать. Что-то резкое и ни капли не дружелюбное, но я заговорила первой, надеясь, что лис сумеет взять себя в руки:
– Довольно… печальная сцена.
Успокоиться ему оказалось не так-то просто.
– Почему? – мрачно спросил Йормэ, и от тона его голоса меня бросило в дрожь.
– Простите? – Виконт если что-то и почувствовал, то виду не подал, сохраняя на лице вежливую улыбку.
– Почему картина чужой смерти напомнила вам о Вейе? Думаете, она могла бы так же сорваться с утеса? Или, быть может, ее столкнут?..
Улыбка виконта дрогнула и потухла, он растерянно посмотрел на меня.
– Ни в коем случае!
– Йормэ…
Лис посмотрел на меня.
– Неужели тебя это не беспокоит? Здесь столько картин, рассказывающих жестокие и страшные истории, многие из которых случались с художником при жизни, – сказал Йормэ. Несмотря на свой скучающий вид и тоскливые взгляды на стол с десертами, истории создания каждой из работ он слушал внимательно. – Что, если нашему доброму другу надоест только смотреть на картины и он решит сам написать одну? И что, если героиней картины станешь ты?
После всего случившегося и наших подозрений в том, что виконт и есть Мясник, слова Йормэ казались достаточно разумными, но для виконта, ничего об этом не знавшего, подобные обвинения были лишены всякого смысла.
– Я бы никогда не навредил леди! – Он перевел взгляд с лиса на меня. – Не могу отрицать, что хотел бы написать ваш портрет, но у меня и в мыслях не было причинять вам зло.
– А я и не против, – выпалила поспешно прежде, чем Йормэ успел все окончательно испортить. Мы должны были завоевать расположение виконта, а не рассориться с ним. – Я про портрет. Меня никогда не рисовали.
– Вейя!
Я не слушала и не отвлекалась на лиса. Мне нужно было исправлять ситуацию.
– У вас уже есть работы? Можно будет когда-нибудь их увидеть?
Виконт окончательно потерялся в происходящем. Враждебность Йормэ хоть и огорчала его, но была привычна, мой же энтузиазм оказался слишком неожиданным.
– Я… да. Я мог бы показать, если желаете…
Йормэ качнулся вперед, собираясь отказаться, но я была быстрее. Если лис и считал, что виконт покажет нам новое изуродованное тело, ему пришлось смириться с происходящим и промолчать. Только за виконтом по узкому коридору первого этажа к дальней небольшой комнате он шел с лицом смертника. Заметив, как я угрожающе показываю ему кулак, пока виконт не видит, Йормэ скривился и отвернулся от меня. Но лицо его разгладилось, и жутковатое выражение исчезло.
Комната за неприметной дверью оказалась художественной студией. Светлая и просторная, она была заполнена цветом. На многочисленных полках располагались всевозможные художественные инструменты. Пустой мольберт стоял недалеко от окна. Пол пестрел каплями краски, на краю широкого массивного стола лежала яркая от краски, разноцветная тряпка. В углу, лицевой стороной к стене, стояло некоторое количество картин. Виконт подвел нас к ним, потянулся рукой к первой, но, словно опомнившись, еще раз спросил:
– Вы действительно хотите посмотреть?
Йормэ много чего хотел ему сказать, но сейчас право голоса имела только я.
– Определенно.
Виконт кивнул и взялся за первое полотно…
По тому, как легкие и воздушные пейзажи сменялись тяжелыми и мрачными сценами, полными тревоги и безотчетного напряжения, можно было отследить путь от самой первой, неловкой, но светлой работы до последней, потерявшейся в безрадостных чувствах.
Йормэ, вместе со мной рассматривавший картины, присмирел и на виконта смотрел без былой враждебности. Он тоже заметил, как время меняло характер художника, и не мог не задаться вопросом: что же с ним случилось?
Притихший лис не спорил даже в то время, когда мы с виконтом обговаривали время для позирования. Только возразил несколько раз, сообщив, что в определенные даты по некоторым причинам не сможет меня сопровождать. Отпускать меня одну он все так же не желал.
Но с происходящим вроде бы смирился.
Виконт, заметивший изменения в лисе, не смог скрыть удивления и, будто сомневаясь в чем-то, предусмотрительно напомнил о скором обеде.
– Сестра хочет с вами познакомиться, – произнес он неловко. Будто само слово «сестра» было для него непривычным.
– Значит, познакомится, – пообещал Йормэ, не став признаваться, что мы с ней уже встречались.
Воодушевленный моим согласием позировать ему, виконт не заметил в словах лиса скрытой угрозы.
Покинув галерею, Йормэ провел меня по улице достаточно далеко, чтобы приметное здание едва виднелось, обернулся на него и тихо сказал:
– Знаешь, пирожочек, сдается мне, что-то нечисто в смерти его матери.