Если завтра не наступит

— Это правда, — Эбби поставила ноги на стул, обхватив руками колени, — она мне обещала.

— Я просто скучала по тебе, — Дари подняла очки, вытерла глаза и выпрямилась. — А когда твоя мама сказала, что ты не хочешь посещений, мне пришлось ждать, чтобы увидеться и убедиться, что ты в порядке.

— Я стараюсь на это не обижаться, — сказала Эбби, положив подбородок на колени. — Но это ужасно, что мы получаем новости только через Себастьяна.

— Простите. — Я откинулась назад, стараясь не развалить баррикаду из подушек. — Себастьян вроде как насильно прорвался.

— Ты хотела побыть одна. Я пытаюсь это понять, но… — Дари вытерла слезы. — Было очень трудно. — Настала пауза. — Все очень сложно.

— Да, — тихо признала я.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Но боль еще не прошла.

— Как твои легкие? Для этого здесь ингалятор? — она кивнула на него рядом с кучей учебников.

— Да. Врач говорит, что все заживает нормально, но в течение следующей недели я должна пару раз в день пользоваться ингалятором.

— А как рука? — поинтересовалась Эбби.

Подняв левую руку, я поморщилась.

— Скоро заживет. Надеюсь, через пару недель гипс снимут.

— Так что теперь с волейболом?

— Не знаю, — я откинулась на подушки. — Не думала об этом.

— Когда я сломала руку, носила гипс почти шесть недель… — нахмурилась Дари. — Боже, мне тогда еще под него каким-то образом попал ядовитый плющ. Это была пытка.

Я взглянула на Эбби. Она теперь смотрела не на мой гипс, а на изножье кровати.

— Вы в порядке?

Эбби засмеялась, но в ее смехе не слышалось легкости.

— Я теперь даже не знаю, что означает этот вопрос.

— Просто… — Дари зажмурилась и покачала головой, — Меган была ненормальной. В хорошем смысле слова. Так странно, что ее здесь нет, что мы не услышим ее голоса и не увидим, как она радуется кошке во дворе или чему-то подобному. Теперь все иначе.

— Ты вообще помнишь аварию? — внезапно спросила Эбби.

Дрожь пробежала вдоль позвоночника.

— Немного. Отрывки разговоров.

— Твоя мама сказала, у тебя сотрясение мозга и проблемы с памятью.

Я кивнула.

— Значит, ты не помнишь всего этого? — снова поинтересовалась Эбби, и мой взгляд резко переместился в ее сторону.

— Совсем немного, — холодно отрезала я, ненавидя себя за это. — Но помню, что собиралась написать тебе и сообщить, что ухожу.

— Я не получала этого сообщения, — Эбби опустила ноги на пол.

— Я не успела его отправить.

Дари закрыла глаза.

— Знаю, что ты не помнишь, но как думаешь, им… было больно?

Мои руки точно налились свинцом.

— Я так не думаю. И Коди… тоже.

— Он так и не очнулся, — тихо сообщила Эбби.

Я покачала головой, не зная, что ответить. Отсутствие Меган очень явно ощущалось в этой комнате.

Девочки остались еще ненадолго. Дари сидела на моей кровати, а Эбби вертелась в компьютерном кресле. Они говорили о школе, Меган, песнях, сыгранных на ее похоронах, обсуждали обвинения, выдвинутые против родителей Кита, и о том, как он со всем этим справляется. В основном говорила Дари.

Я кивала, отвечала, когда требовалось, но, по правде говоря, была не с ними. Мои мысли витали где-то далеко.

Время близилось к ужину, и когда они собрались уходить, то осторожно обняли меня на прощание.

— Знаю, тебе нужно время, — тихо сказала Дари, прижимая лоб к моей голове. — Тебе тяжело, но нам тоже. Не забывай об этом. Мы нужны тебе, — ее голос дрогнул, и через плечо я заметила, как она вновь заплакала. — И ты нам нужна.

* * *

Я услышала, как повернулась дверная ручка. За окном появилась тень.

Отложив ингалятор, почувствовала, как сердце замерло: порог переступил Себастьян. Зайдя внутрь, он закрыл за собой дверцу.

На нем были фланелевые брюки и белая майка. Выглядел он хорошо. Впрочем, как всегда, но я не хотела этого признавать, потому что мне казалось, что я больше не имела на это права.

— Я не отправил тебе сообщение, — он подошел к кровати и присел на край. — Мне почему-то показалось, что ты все равно не ответишь.

— Тогда зачем ты здесь?

— Ты знаешь, зачем, — уголки его губ приподнялись.

Я вскинула брови, но не успела ответить.

Себастьян завалился на спину, и мы оказались плечом к плечу, бедром к бедру.

Возникло острое чувство тревоги, которое всегда сопровождает такую близость, и по моему телу пробежала дрожь. Это неправильно. Я не должна была ощущать подобных чувств после всего, что случилось.

— Что ты делаешь?

— Устраиваюсь поудобнее, — ответил он, улыбаясь, — и планирую задержаться здесь на некоторое время.

У меня отвисла челюсть от его слов.

— Не знаю, в курсе ли ты, но я сейчас быстро устаю, мне нужно отдыхать и…

— А помнишь, когда тебе было одиннадцать, ты заболела мононуклеозом? — вдруг спросил он, и я нахмурилась. Конечно, помню. Самой худшей частью болезни стала высокая температура. Моя голова взрывалась. Я была уверена, что заразилась от Дари.

— Родители хотели, чтобы мы держались подальше друг от друга. Папа боялся, что я заражусь и пропущу тренировки малой лиги, и ты расстроилась, засела в спальне в полном одиночестве и плакала…

— Я не плакала. Просто застряла дома на несколько дней, а когда не спала, мне становилось скучно.