Эссе 1994-2008

Дендизм - это пик развития европейского индивидуализма, и в этом смысле явление необычайно интересное и серьезное. Ни в какой другой цивилизации, кроме демократической западноевропейской, дендизм не возможен, хотя аналогий ему можно найти очень много. Так, безусловно, настольной книгой современного денди можно назвать "Записки у изголовья" Сэй Сенагон, но она сама к дендизму не имеет ни малейшего отношения не только потому, что дама, но, в первую очередь, из-за сложных отношений с императорским двором, для денди в принципе немыслимых, так как для него немыслимы вообще какие-либо отношения с властью. Как крайняя степень выражения внутренней индивидуальной свободы, дендизм определил всю европейскую культуру последних двух столетий. Так или иначе, но к дендизму оказались близки Байрон, Бодлер, Уайльд, Гюисманс, Пруст, Чаадаев, Пушкин, Мане, Дега, Сартр и Дали - достаточное количество разнообразных имен, определивших дух того, что называется современностью.

Выставка в Гааге не ставит перед собой больших культурологических задач, и никакого исследования основ европейского индивидуализма, пришедшего к дендизму, в ней не найти. Постоянно жонглируя четырьмя Б - Бруммелем, Байроном, Бодлером и Бердслеем, - устроители выполнили задачу куда более скромную, чем исследование исторических закономерностей дендизма. Они обрисовали облик современного европейского денди эпохи Маастрихтских соглашений. И что же получилось?

Главной чертой, характерной для вкуса современного денди, стал культурный ретроспективизм. В интерьерах, сконструированных как образец его быта, царит изысканный эклектизм. Палево-желтая спальня Бо Бруммеля убрана неопомпеянскими рисунками, одновременно соединяющими тоску по Италии, тоску по неоклассицизму и бердслеевскую пряность. Столовая, воплощающая в жизнь знаменитый "черный обед" из романа Гюисманса "Наоборот", соединяет образ императрицы Сисси, платонической возлюбленной Людвига Баварского, с мотивами советского агитационного фарфора, т. е. эклектику с конструктивизмом. Терраса для летнего отдыха, решенная как иронический сплав "Смерти в Венеции" Томаса Манна и Висконти с образцово-показательным госпиталем первой мировой войны, где сиделками работают аристократки, изящно намекает на садомазохистские комплексы, стерильную гигиеничность (не забывайте о презервативах!) и безусловную образованность современного денди. В результате этот самый денди становится по своим привычкам похож на умную, образованную, много переживающую и много передумавшую старую деву.

Стародевичество постмодернистского денди - естественный результат развития западноевропейского индивидуализма. Настроение умного сожаления о былом, трансформировавшееся в культурный ретроспективизм, - основа стиля его поведения.

Естественно, что отечественным денди подобные настроения абсолютно чужды, так как им еще нужно пройти курсы ликвидации безграмотности и хотя бы выучить те заголовки литературных произведений, что формируют пространство интерьеров современного гаагского денди.

Фламандской школы пестрый сон

Выставка "Брейгель-Брейгель" в Вене

Аркадий ИППОЛИТОВ

«Русский Телеграф». 30 января 1998 года Название выставки, недавно открывшейся в Художественно-историческом музее в Вене, состоящее из двойного упоминания одной фамилии, странно напоминает название какой-нибудь фирмы по производству мыла или памперсов, что-то вроде "Джонсон-Джонсон".

Магическое упоминание имени художника, с легкой руки Тарковского ставшего одним из любимейших художников русской интеллигенции, к выставке имеет лишь косвенное отношение. Она посвящена не ему, а двум его сыновьям, Яну Брейгелю I, прозванному Бархатным, и Питеру Брейгелю II, прозванному Младшим, в отличие от Питера Брейгеля I, прозванного Мужицким.

Оба сына оказались в ХХ веке неизмеримо менее известными, чем Питер Брейгель Старший. Живопись отца представляет одно из высочайших достижений человеческого духа: его "Охотники на снегу", как и "Слепые", стали вневременными символами, которые каждый культурный человек должен знать так же, как христианин должен знать Символ веры. Имена Яна Брейгеля Бархатного и Питера Брейгеля Младшего известны сегодня только знатокам, коллекционерам и искусствоведам. Они практически не упоминаются в историях искусства; знание этих имен не обязательно для студентов, изучающих историю искусств на гуманитарных факультетах; в туристических путеводителях крупных музеев около них нет звездочек.