Эссе 1994-2008

Все это давно уже сделало Малевича частью истэблишмента. Если на аукционах появляется его рисунок, что бывает крайне редко, то сообщение об этом облетит все газеты, причем обязательно в связи с каким-нибудь скандалом. О ценах можно и не упоминать -любой росчерк будет стоить сотни тысяч долларов. Коллекция Малевича, оказавшаяся в результате различных мытарств в амстердамском Штеделик Музеум и являющаяся самым крупным собранием произведений художника за пределами России, пользуется мировой славой и составляет гордость Нидерландов наряду с музеем Ван Гога. Коллекционировать Малевича сегодня практически невозможно, так как на художественном рынке его подлинные произведения крайне редки, но любить, интересоваться и изучать этого художника крайне престижно. Существуют институты по изучению его наследия, получающие немалые гранты на свою деятельность от различных фондов и правительств, и в самые застойные времена в СССР каждый год заезжала партия очередных стажеров, помешанных на Малевиче и без толку бившихся лбом в стены советских учреждений. Поход в запасники Русского музея или Третьяковкой галереи всегда осенял счастливчика ореолом избранности, и только самые высокопоставленные или изысканные представители человечества удостаивались подобной милости.

Мировая слава Малевича особенно удивительна на фоне того, что сам художник был уравнением с тремя неизвестными. В СССР его живопись загнали в гроб спецхрана, и с тридцатых годов до конца семидесятых не было выставлено ни одной работы художника. В отечественных монографиях его имя почти не упоминалось и даже на специализированных конференциях о Малевиче говорилось крайне завуалировано. Написать курсовую работу, диплом, а уж тем более диссертацию об основоположнике супрематизма было невозможно, никакой совет такую тему бы не утвердил. Свободно им занимались только западные специалисты, работы о нем публиковались только за пределами СССР и долгое время нельзя было даже представить себе, что в России на русском языке может появиться книга о Малевиче. Отечественные специалисты, пытавшиеся исследовать его творчество, должны были преодолевать всевозможные препятствия, изобретать эзопов язык, умалчивать множество фактов и даже против своего желания всегда были ориентированы исключительно на зарубежные публикации.

Западное знание Малевича было основано все на той же коллекции Штеделик Музеума в Амстердаме, куда попало собрание работ художника, отобранное им для персональной выставки в Берлине в 20?е годы и куда вошли его вещи десятых годов. Этими произведениями исчерпывалось представление об его творчестве, и именно благодаря им Малевич вошел в историю искусства XX века. Его место было четко определено: один из основных мастеров русского авангарда, он, основываясь на изучении последних достижений кубизма и футуризма, пришел к геометрической беспредметности, то есть к чистой абстракции, сделав это раньше, чем многие его западные коллеги. Его радикальные устремления в искусстве были созвучны его радикальным социальным убеждениям, но вскоре культурная политика Советской России сделала крен вправо, и художник оказался раздавлен советской властью. Так что вся деятельность Малевича укладывалась в короткий промежуток между 1913 и1920 годами, а если учесть, что на это время падали такие события, как первая мировая война, революция и гражданская война, то художник представал как герой-одиночка, раздавленный системой, как жертва безжалостной государственной машины. Так он воспринимался отечественными диссидентами, таким его рисовали и западные интеллектуалы.

Закономерно, что перестройка тут же превратила Малевича в свою торговую марку.

В 1988 году его картины были извлечены из запасников, его выставка отгремела в Ленинграде и Москве, чтобы триумфально умчаться в Европу, и надолго -в Русском музее Малевич на экспозиции отсутствовал. При том, что «Черный квадрат» стал чуть ли не символом перестроечной деятельности в области культуры, осмыслить его творчество в контексте отечественной истории еще никто не решился. Новой истории русского и советского искусства до сих пор не появилось, а старая, прозападная трактовка Малевича как жертвы трагических обстоятельств никого уже не удовлетворяет.