Есть!

Пушкин между тем и не приступал к наслаждениям – жизнь его, как у любого школьника, складывалась сложно. Мать требовала идеальной учебы (при том, что сама-то окончила школу на троечки – Аркаша давным-давно нашел припрятанный в старых скатертях аттестат), отец – только дай повод! – наливался сизой краской, орал и высмеивал сына:

– Рано мы с тобой, мать, отпустили няньку – пусть бы дальше сидела с этим придурком.

«Придурок», «ублюдок», «чмошник» – такие слова Аркаша слышал от отца намного чаще собственного имени. Он привык к ним – дети вообще быстро привыкают и приспосабливаются к родительским неврозам. Это ему потом, во взрослом состоянии, растолковал один популярный психодоктор, к которому в нашем городе ходят все мало-мальски успешные люди.

Но что интересно, по поводу няньки Аркаша был с папой абсолютно солидарен. Как у всякого Пушкина, у него была няня – любимая и добрая Тая. Внешность она имела самую незаметную – разве что передние зубы привлекали внимание: изначально были немножечко кроличьими, и дантист внес свою лепту: то ли из лести, то ли не отыскав подходящего материала, он сделал их вставную версию белоснежной, резко выделявшейся на общем гниловатом фоне. Злые люди, глядя на Таечку, хихикали про себя, изнемогая от желания дать ей морковку – вот уж весело, должно быть, захрустит! Аркашу нянькины зубы не смущали – она его так любила, что и он всем детским сердечком отзывался на это чувство. И слушался няньку как никого в жизни, и по-настоящему, взросло, страдал, когда она ушла из их дома. Точнее, когда родители попросили ее наконец уйти.