Есть!

Завтрак на кухне-студии еще не начинался. Дежурные повара торопливо накрывали на стол.

– Испания? – спросила я у незнакомого юноши в белом колпаке, пытаясь угадать тему.

– Португалия, – уточнил он.

На вид все это походило скорее на обед, чем на завтрак: утка, фаршированная сливами, гаспачо из дыни с мятой, тушеный козленок, миндальный пирог. Морковный и каштановый джемы. Сыр «серра» и «тетилья». Сласти из желтков «овуш молес». После такого завтрака можно неделю не есть!

Народ собирался стремительно, как тучи в грозу. Прицокала Аллочка, уселась рядом с хмурым Пушкиным – по телефону он не казался и вполовину таким хмурым. Ирак при виде меня вспыхнула и стала от этого почти хорошенькой, как любая смущенная смуглая девушка. Иран зато была ледяной, как сорбет, – раньше в ней не так звучала эта холодность.

Ждали только П.Н. и Еку, они начальственно задерживались. И еще одна персона отсутствовала – неизменный столовник Юрик. Который, впрочем, теперь не столовник, а полновластный хозяин канала.

Дод Колымажский сел рядом со мной и завел шепотливый рассказ про Шарлеманю, когда двери наконец распахнулись и явилось прекрасное трио. У меня заболел живот от злости, когда я увидела, как они выступали, – ну просто птица-тройка! Посредине тяжело шел П.Н., никого бы уже не сумевший обмануть своим возрастом, – незнакомая мне голубая рубашка и галстук, выбранный при явном женском участии, состарили шефа лет на десять.

– Он дней пять так ходит, – взволнованно прошептал Колымажский. – Все джинсы, говорят, повыбрасывал. А ведь они ему, наверное, пригодятся… в новых экономических условиях.

Я не ответила Доду, буравя глазами Еку, словно нефтеискатель почву в поисках заветного месторождения. Почва молчала и улыбалась загадочно, как Джоконда, Незнакомка и Дама с горностаем вместе взятые. Ека тоже была сегодня в голубом – в платье холодного и тяжелого, как айсберг, цвета.

Наконец – Юрик Карачаев. Или теперь надо говорить «Юрий Евгеньевич»? Юрий Евгеньевич торжествовал, как писатель, получивший главную литературную премию планеты в день собственных именин из рук влюбленной в него мисс мира. Жизнь Юрия Евгеньевича удалась. Телеканал «Есть!» лежал у его ног, и потому он мог позволить себе теплые взгляды и участливые похлопывания по спине, которых удостоились Колымажский, Пушкин и тот самый юноша в колпаке. Его звали Петя Петров, с ударением на первый слог. Простота – не наш стиль, правда, Петя Петров?