Эстетика бродяг

Обливаясь потом, я еле дотащился до Стёпы, а тот с порога заявил:

− Пора тебе съезжать, старина. Жена твердит, что ты мерзкий тип, вчера Дашу довел до истерики. Она ночевала где-то в парке на лавочке. И жена из-за тебя домой не поехала.

− Когда съезжать?

− Завтра.

− Хорошо, что завтра. Сегодня я измотан до предела. По ходу, я крупно проигрался за эти два дня. Грустно мне. Давай по чуть-чуть.

− Ну, если грустно и проигрался, то давай. Жена все равно сказала, что дома не появится, пока ты не съедешь.

− Хм, знаешь первое правило эффективного человека?

− Нет.

− Ага, и я подзабыл…

Проснулся я с тяжелой головой. На меня неодобрительно смотрел серый кот. Тело лежало, как в заколоченном гробу. И тут же в крышку СМС от Юли постучалось: «Купаюсь на Кипре, скоро выходим в открытое море на яхте, познакомилась с капитаном, очень милый человек, заглядывается на мои ножки».

«Вот, б**дь, сучка, эффективный человек, − поморщился я, − кому что».

Кое-как собрал вещички, только чувствую, далеко не уйти. Уговорил Стёпу на глоток пива в сквере у дома. Сели, помолчали, посмотрели, как ветер листву и паутину носит. Потом вспомнили, как лет восемь назад в Белостоке вдвоем бегали за одной польской девчонкой со смешным именем Ёлка. Помолчали еще, греясь на солнце, и стали расходиться.

− Ну пока, − сказал я.

− Пока, − проговорил Степа. – Зря ты все-таки Дашу обидел. Теряешь форму, старик. Так дела не делаются.

− Да уж, как-то неэффективно получилось.

− Куда ты сейчас?

− Найду, где ночь провести. Потом не знаю куда.

− Удачи тебе. Не дури больше.

Так и разошлись: легко и непринужденно, как будто по пылинке с плеч стряхнули.

Сел я в метро и задумался: «А неплохо жизнь устроена. Все по полочкам. Либо ты высокоэффективный человек, либо нет. Либо знаешь себе цену и получаешь ее, либо пропадаешь ни за грош. Может, пока не поздно, тоже освоить эти семь навыков, глядишь, и заживу по-человечески. Хотя нет, толку мне от них не будет. Я везде не в своей тарелке. То я хочу жить так, то эдак… Недавно, вообще, был готов на «общее дело», хотел по совету Федорова живым воскреснуть и лететь. Да уж, живым воскреснуть и лететь − это круто. Вот это высокоэффективно. Ох уж эти желания, желания… Бесконечные желания. Как бы вообще ничего не желать, ни о чем не жалеть. Тьфу, понесло дурака… То есть неэффективного человека, ха. Ха-ха. Не, во Юлька дает! Думал я, что она самая светлая и распрекрасная. Даже в Париж её отправил. А у нее в голове бардак похлеще моего. Спасибо Джульетт Льюис − помогла на чистую воду вывести. Открыла глаза на жизнь. Надо же, есть всего семь правил. Кто их знает, тому и козыри. Тот и едет к морю. Вот куда я сейчас? Да практически в никуда, прокачусь до конечной и обратно. Надо Шао позвонить, переночевать-то пустят. Юлька на Кипре, Дашка на лавочке… Н-да, есть чему поучиться. Ну Юлька, а! Зачем я её тогда в Париж отправил? Не пошло ей на пользу. Вот дурак! Поеду-ка еще выпью».

Побурчал я еще немного, вспомнил, что до моей станции еще минут тридцать ехать, плюнул на переживания и уснул.

Я вошел в знакомую рюмочную на Новокузнецкой, выпил у стойки и двинулся к уборной. Крупный человек сидел в углу за столиком, уставленным закусками и водкой, и чистил в носу салфеткой. Лицо показалось знакомым. Он увидел, что я остановился и внимательно посмотрел на меня.

− Привет, Бражник! – сказал он и, прикрыв рот, отрыгнул.

Под таким именем меня мало кто знал. Только несколько собутыльников в Барнауле.

− Привет, мы знакомы?

− Немного, я из Барнаула. Земляк. В молодости видел тебя на тусовке. У Андрона в гостях, когда он еще был богом.

− А зовут тебя как?

− Максим Батарейкин.

− Смешная фамилия, вроде слышал. Или это погоняло?

− Фамилия. Отцу в детском доме досталась.

− Ты переехал сюда?

− Не, я по делам. Мне здесь не нравится. Такой ритм в жизни не по мне, быстро в пыль стирает. А ты чего такой убитый? Спешишь? А то садись, выпьем.

Вид у Батарейкина был простецкий и, выпив, я вскоре выложил ему всё на чистоту. Он кивал, не переспрашивал, только вставляя иногда замечания типа: «да, да, вот так всегда» или «ну да, а кто бы сомневался».

− Хочешь, приезжай ко мне, − неожиданно предложил он, когда я кончил рассказ и задумался над полной рюмкой, − я живу один. Дома бываю редко. Не бедствую. Отдохнешь.

− От чего мне отдыхать в родном Барнауле?

− От себя отдохнёшь.

− Издеваешься? Вряд ли мне стоит возвращаться туда!

− Не надо возвращаться, как ты себе это представляешь. Вернись туда, как на перекресток, с которого идёт еще одна дорога.

− Что ты несешь, Батарейкин! Какая дорога? Какой перекресток? Это же всё внутри, снаружи только стены.

Я был уже пьян.

− Ну да, да, конечно. А кто бы сомневался. Только всё равно приезжай, если негде будет жить.

− Спасибо.

Мы разошлись. Я добрел с рюкзаком до Полянки, плохо понимая, что со мной происходит. Потом вспомнил: захотел свободы − перебраться поближе к небесам.

«Придурок ты, Славик», − выругался я на себя и поехал на ВВЦ. Я слышал, что мои друзья по работе у староверов где-то в павильоне держат палатку.