Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Но главная проблема вот в чем: вы написали, что невозможно слушать два разговора одновременно, и потому смысл обоих будет для вас неопределенным (undefined), пока вы не выберете какой-то один из них. Выясняется, что в монгольском языке нет слова «неопределенный»! Вместо него используется совершенно другое слово – «неуверенный» (uncertain). И внезапно интерпретация вашей теории совершенно меняется: вместо утверждения «Вы не узнаете, о чем шла речь либо в одном, либо в другом из разговоров» появляется совершенно другое утверждение: «Вы можете прислушиваться к одному разговору, но тогда второй окажется совершенно бессмысленным». Одно дело – сказать, что я «не способен понять» оба разговора одновременно, но эта моя неспособность не подразумевает, что какой-либо из них внезапно становится «бессмысленным», не так ли?

Конечно же, все это только аналогия. Но примерно это однажды и случилось, только наоборот. Ученого звали Вернер Гейзенберг.

Он изучал не одновременное слушание двух разговоров, а одновременное определение точных позиций пары характеризующих систему квантовых наблюдаемых, импульса и координаты. Он установил, что их невозможно точно определить одновременно. И хотя он обсуждал это с многочисленными коллегами по-немецки (Эйнштейн, Паули, Шрёдингер, Бор, Лоренц, Борн, Планк – назовем лишь нескольких из участников Пятого Сольвеевского конгресса 1927 года), широкое распространение его идея получила в английской научной литературе, и английский язык сыграл тут роль монгольского из нашей аналогии. Концепция Гейзенберга, по-немецки называвшаяся Unschärferelation, что буквально переводится как «нечеткая взаимосвязь», из-за отсутствия точного английского аналога – перепробовали и «размытый» (blurr

y), и «неясный» (fuzzy), и «смутный» (vague), и «двойственный» (ambidigous), – стала именоваться «принципом неопределенности» (The Uncertainty Principle), хоть автор и не использовал ни одного из этих слов.

То, что за этим последовало, еще больше напоминает нашу аналогию: вместо утверждения, что координата или импульс «точно не определены», общепринятым стал вывод о том, что на фундаментальном уровне физики, природы и даже свободной воли и мироздания царит «неопределенность». Демон Лапласа пал случайной жертвой этого утверждения (но его дни, очевидно, и так были сочтены…).

Эйнштейн оставался скептиком на протяжении всей своей жизни. Для него Unbestimmtheit (в данном случае – «неопределимость») была характеристикой наблюдателя, который не осознает некоторых аспектов природы на данном этапе развития знания, но не доказательством того, что природа в своей основе неопределима и неточна. В частности, Fernwirkung («дистанционное воздействие») казалось ему spukhaft («призрачным»). Но даже в век квантовых вычислений, кубитов и эффектов туннелирования я бы не хотел спорить с Альбертом. Его интуитивное понимание природы выдержало огромный объем критики, а волны опровергающих доказательств были опровергнуты ответными аргументами.

И хотя есть достаточно оснований защищать открытия Гейзенберга, печально наблюдать распространение в популярной науке такого мощного мема, основанного лишь на неточном переводе, – и таких случаев очень много… Я хотел бы призвать авторов, пишущих по-французски, по-шведски или по-арабски, указывать на особенности и уникальные ценности своих языков – не ради семантического педантизма, но чтобы предоставить альтернативные возможности перевода.

Немецкий язык хорош не только словами Fahr-vergnügen, Weltanschauung

и Zeitgeist. В нем есть слова, передающие множество оттенков смысла. Это как подбор правильного инструмента для понимания – а с инструментами это важно: даже самый лучший молоток не сделает того, для чего нужна пила.

Остерегайтесь самонадеянности! Не отказывайтесь ни от чего!

Иэн Макьюэн

Писатель, автор романов Amsterdam[61]

, Solar[62], The Children Act[63]и многих других.

Остерегайтесь самонадеянности! Не отказывайтесь ни от каких идей! Великая и богатая научная традиция должна ценить все, что у нее есть. Истина – не единственное мерило. Можно быть неправым и помочь другим найти истину. Некоторые ошибаются, но делают это гениально. Ошибки некоторых помогают совершенствовать научный метод. Заблуждения других помогают основывать новые научные направления. Аристотель интересовался всеми отраслями знаний человека и во многом был неправ. Но он создал зоологию – и это уже бесценно. Вы бы отказались от этой идеи?