Эта ласковая земля

В Низину мы вернулись к вечеру. Герти еще не открылась, но за столом сидели двое мужчин. Когда мы вошли, они повернулись и уставились на нас, как на нарушителей.

– Герти еще не подает, – сказал один из мужчин.

Он был высоким, широкоплечим, с длинными темными волосами и темной щетиной на нижней половине лица. Глаза у него были небесно-голубыми, совсем как у Фло, но в них не было ни капли дружелюбия.

Второй мужчина был индейцем, и я сразу же понял, что это Кэлвин, брат Форреста. Он был моложе Форреста как минимум лет на десять и заплетал волосы в косу, которая спускалась ниже плеч. Его отношение было не таким, как у его спутника, особенно когда его внимательные глаза цвета ореха гикори остановились на Мозе.

Альберт ответил за всех нас с вызовом:

– Мы сегодня работаем на Герти.

– Она ничего про вас не говорила, – возразил широкоплечий.

– Это потому, что мои дела тебя не касаются, – сказала вошедшая с кухни Герти. – Чем ты занимаешься на своей лодке, Тру, твое дело. Чем я занимаюсь здесь – мое. И мне не нравится твой тон, особенно по отношению к моим работникам.

Перед мужчиной, которого она назвала Тру, стоял стакан. Цвет жидкости и тонкий слой пены подсказали, что он пил пиво. По его тону и мрачному взгляду я понял, что этот стакан не первый.

Следом за Герти вышла Фло и одобрительно оглядела нас.

– Вот молодцы.

Потом подвинула стул к столу, за которым сидели Кэлвин и угрюмый мужчина.

– Никак Тру?

Он сделал большой глоток пива.

– Вустер Морган сказал, это займет самое малое неделю, а скорее две. Говорит, ему надо найти запчасти к двигателю. Караван Беренсона отдадут Куперу, этому ублюдку. Только Бог знает, перепадет ли мне хоть что-нибудь после такого.

– Можешь починить?

– Может быть. Если Морган разрешит воспользоваться своим оборудованием.

– А он уже сказал, что скорее ад замерзнет, – спокойно улыбнулся Кэлвин.

– Ох, Тру, а я говорила тебе не давать волю своему характеру. – Она ласково положила руку на его предплечье. – Как-нибудь наладится.

– Надеюсь, у меня еще будет команда, когда это случится. Мак Купер уже пустил слух, что примет любые руки, готовые работать на него.

– Верность многое значит, – сказала Фло.

– С Гувером в Белом доме деньги значат больше, – ответил Тру.

– Кэлвин, это твой брат прислал этих детишек, – сказала Фло и представила нас всех по очереди.

– Как Форрест? – спросил индеец.

– Когда мы уплывали, был в порядке, – сказал Альберт.

– И где это было?

– В Манкейто.

– Должно быть, коровы закончились. Намекал о своих планах?

– Нет, сэр, – сказал Альберт.

Кэлвин откинулся на спинку стула и сказал:

– Если не получится починить «Огонь», может, я отправлюсь в Манкейто.

– «Огонь»? – спросил я.

– Так называется буксир моего брата, – сказала Фло.

Брат и сестра. Теперь я видел.

– На самом деле «Сквозь огонь и воду», – объяснила Фло. – Просто мы сократили до «Огонь».

– Но это ненадолго, если я не починю этот чертов двигатель и не вернусь к работе, – сказал ее брат.

– Собираешься сидеть здесь и пить до самого открытия, Тру? – сказала Герти, уперев руки в боки и сверля мрачного мужчину глазами.

– Я скорее присосусь к мертвому сому, чем стану есть твою бурду, Герти.

– Как хочешь, сегодня подаем чечевичную похлебку Фло.

– Я вернусь, – сказал Тру и допил пиво. – Идем, Кэл. Поглядим, что можно найти на суше.

После их ухода Фло сказала:

– На самом деле он хороший человек. Просто у него сейчас тяжелые времена.

– Они у него тяжелые сколько я его знаю, – сказала Герти и оглядела нас. – Хорошо помылись. Теперь устраивайтесь. Сегодня вечером будет много хлопот.

Это была в своем роде моя первая работа, и мой первый рабочий вечер оказался не похожим ни на одну работу, что была у меня после.

Глава пятьдесят первая

Герти подавала только одно блюдо. В тот вечер это была чечевичная похлебка и хлеб, не нравится – не ешь. Поэтому обслуживать было легко. У Герти было только самое необходимое, ни рюшечек или оборок, ни скатертей, ни красивых фото в рамках или картин на стенах, просто место, где подают сытную домашнюю еду по доступной цене. Фло раскладывала еду по тарелкам, мы с Эмми разносили их, Альберт убирал со столов, Моз мыл посуду, а Герти собирала деньги и руководила.

Все знали Герти, а Герти знала всех. Большинство ее посетителей составляли мужчины, явно оказавшиеся на мели. «У меня тут не благотворительная столовка», – частенько слышал я, но ни разу не видел, чтобы она прогоняла человека голодным.

Хотя открывалась она ровно в пять, определенного времени закрытия не было. Столовая закрывалась, когда заканчивался суп, а опустошить те котлы не составляло труда.

После того как мы убрали зал и разложили по местам миски и ложки, Фло принесла ломоть хлеба, кусок сыра, нарезанную холодную говядину, помидоры, салат и сделала всем нам сэндвичи. Мы сели за стол около витрины. Смеркалось, и вечерний свет проникал сквозь стекло золотыми волнами. На улице стояла тишина, поток прохожих, конных повозок и редких автомобилей ослабел до слабого ручейка.

– Вы хорошо работали, – сказала Герти. – И не жаловались. Давно надо было взять вас.